Новые веяния

С.Н. Прокопович полагал, что первые кассы взаимопомощи возникали в связи с цеховым устройством. Думаю, он прав, хотя остаётся неясным статус этих касс внутри цеха, механизм их выделения из цеха и регистрации властями. «Ремесленное положение» 1785 года предусматривало при цехах ремесленную казну для всего цеха (статья 39) и особый подмастерский ларец (ст. 48), деятельность которых была слабо регламентирована.

К 1900 году старейшими из действующих (известных мне) на территории Империи без Польши и Финляндии были:

• касса для больных столяров (Либава, основана в 1500 году),
• похоронная касса сапожного цеха (Митава, 1686),
• похоронная касса портного цеха (Митава, 1730),
• вспомогательная касса мелочных торговцев (Рига, 1778),
• вспомогательная и похоронная касса мурников/каменщиков цеховых подмастерьев (Рига, 1810)[1].

После наполеоновских войн в России стали возникать кассы взаимопомощи (КВП) печатников, как кажется, не связанные с цехами: в Риге (1816), Юрьеве (1819) и других городах. В 1830-е годы такие же кассы появились у работников других профессий, потом – кассы ссудно-сберегательные, больничные и прочие. А с 1850-х начали создаваться общества взаимопомощи (ОВП).

Членство в них было добровольным, а функции их – простыми:

• касса собирала членские взносы, а затем выдавала нуждающимся целевые пособия и ссуды;
• общество занималось также вопросами совместного отдыха, просвещения, профессионального образования.

Тем не менее, возникновение этих невинных организаций свидетельствовало о наличии в нашем профдвижении, помимо специфически российских, и общеевропейской схемы эволюции профессиональных объединений: от цеха – через кассу – к обществу взаимопомощи. Следующей ступенью должен был стать профессиональный союз, то есть организация, вмешивающаяся в отношения работников с работодателем (с помощью петиций, соглашений, коллективных договоров, стачек).

К концу 19 века Россия вышла на эту ступень. В стране возникли профсоюзы. Как легальные, так и подпольные.

Но обо всём – по порядку.

Скудость – сестра скупости

Первая в Петербурге касса взаимопомощи печатников, основанная в 1838 году, состояла исключительно из выходцев из Германии[2]. Их заработки были гораздо выше, чем у русских коллег, и делиться ссудами с малоимущими они не хотели. Но бюргерская спесь вышла им боком. Вопреки ожиданиям, к кассе примкнули далеко не все немцы, а взносов с сотни вступивших членов едва хватало на незначительные ссуды и материальную помощь. В результате немецкая касса чуть не обанкротилась, повысила взносы так, что едва не стала обузой для самых обеспеченных, и влачила жалкое существование[3], к концу века оказавшись на задворках профдвижения. Даже немцы предпочитали идти в другие, более крупные общества печатников, где взносы были поменьше, а бюджет – посолидней.

Всё-таки, настоящую мощь – и в деньгах, и в делах – рабочей организации даёт массовость, а не элитность.

Почётные кандалы

В кассах и обществах взаимопомощи существовал институт почётных членов/соревнователей, то есть лиц, оказавших организации более или менее значимую услугу. Среди них встречались, скажем, пожертвовавшие значительные суммы хозяева, оказавшие помощь и протекцию губернатор, городской голова, журналист, епископ. А то – даже фотограф, предоставивший помещение для учредительного собрания. Все эти люди не обладали правом голоса, не имели права на ссуды и пособия и т.д.

Почётное членство само по себе вреда организации не несет. Английские тред-юнионы от него до сих пор не отказались и ничего – живы-здоровы[5].

Но в старой, патриархальной России каждая касса, каждое общество старались заполучить ПОБОЛЬШЕ соревнователей. В этом сказывалось желание и подчеркнуть единение с хозяевами (мы не враги), и округлить капиталы, и расположить к себе сильных мира сего. Однако организация оказывалась в двусмысленном положении: ведь надо действовать в интересах членов, но и толпы почётных не обидеть… Иногда в этом скованном состоянии общество томилось десятилетия.

Хорошо хоть, по мере постепенной радикализации обществ, хозяева-соревнователи из них уходили.

*     *     *

Умение ждать

Работать хорошо наш чиновный аппарат иногда может, но быстро – ни за что! В 1867 году фельдшер Одесской городской больницы Е.И.Закушняк собрал кружок коллег-единомышленников. Вместе выработали устав Общества «Самопомощь» и подали ходатайство о разрешении их организации. Которое, однако, получено не было. Фельдшеры подождали немного и повторили заявку. Безрезультатно. Но энтузиасты были настойчивы. После неоднократных запросов и напоминаний устав, наконец, был утверждён.

Произошло это 30 июня 1882 года, то есть спустя 15 лет.

Правда после этого стали возникать ещё и ещё фельдшерские общества. Процесс, что называется, пошёл.

Из искры

Современные профсоюзники, к сожалению, недооценивают значимость своей печати. Если же с умом к издательскому делу подойти, то горы свернуть можно. И пример здесь – не только небезызвестная «Искра».

Вот, скажем, петербургский журнал «Фельдшер» при рождении в 1891 году был заявлен как частное научно-практическое издание. Но уже через год с жадностью читался и стал предметом жарких споров в самой глубинке. Секрет был прост: его зачинатели широко агитировали в своих статьях идею расширения фельдшерских обществ взаимопомощи и их объединения во всероссийское.

В конце-концов, редакция журнала добилась своего – в 1906 году вокруг неё организовалось Российское общество фельдшеров.

На большевиков и меньшевиков

В разбросанных по стране фельдшерских обществах единства по организационному вопросу не было. Одни видели задуманный ими всероссийский союз централизованным, с филиалами на местах – это были сторонники питерского журнала «Фельдшер». Другие, во главе с Московским обществом мыслили его как федерацию полностью самостоятельных местных обществ. Разногласия привели к тому, что в 1905-06 годах возникли два общероссийских фельдшерских союза, которые конкурировали между собой. Централистское общество постепенно утрачивало позиции и в конце-концов было поглощено своим федералистским собратом. Произошло это буквально накануне Февральской революции.

Как видим, «первый пункт устава» мучил не только отечественную социал-демократию.

Из выступления фельдшера Алконова на общем собрании Московского ОВП 21.03.1898 года: «Будущее «Российское общество помощников врачей» должно представлять собой союз отдельных местных обществ, и в этом союзе никаких главных обществ быть не должно, ибо все местные общества являются равноправными членами общества. Управление делами такого союза возлагается на одно из местных обществ, которое именуется центральным и является по отношению к Российскому обществу как бы приказчиком на отчёте. Высшая власть в администрации будущего Российского общества должна принадлежать периодически созываемому (каждое трёхлетие) съезду представителей местных обществ, а ежегодный контроль над действиями центрального общества должен быть поручен избранным съездом ревизорам»[6].

*     *     *

В Багдаде всё спокойно

В 1871 году Медицинский совет МВД предложил Петербургскому фармацевтическому обществу аптекарей (в котором состояли только хозяева аптек) обсудить вопрос об их взаимоотношениях со своими служащими. Когда об этом стало известно в московской Вспомогательной кассе кондиционирующих фармацевтов, объединявшей только наёмных работников, её Комитет попросил аптекарей допустить к обсуждению вопроса и вторую сторону, то есть представителей служащих. Но ходатайство было отвергнуто: аптекари и сами могли сообщить Медсовету, что отношения у них со служащими – хорошие!

Наука раскола

Российские съезды фармацевтов созывались по сословному принципу. То есть, кроме хозяев-аптекарей на них могли присутствовать и служащие. МОГЛИ, но НЕ ДОПУСКАЛИСЬ; исключением были лишь провизоры. Немудрено, что вопрос о положении служащих первыми съездами не поднимался.

Но с 3-м съездом (1899 год) вышло по-другому. Аптекарские помощники заручились поддержкой правительства и, в большом числе, несмотря на ухищрения хозяев (непомерно высокий делегатский взнос), всё-таки проникли на съезд с наказами от коллективов аптек. На особой платформе они образовали оппозиционную фракцию и, выступая со своими предложениями и резолюциями[7], фактически довели съезд до раскола.

Так внутри корпорации началась война. И развязала её организация служащих – Российское фармацевтическое общество взаимного вспомоществования.

*     *     *

Профсоюзная функция

В 1870 году правление молодой Вспомогательной кассы наборщиков в С.-Петербурге (основатель – фактор Муратов) разослало «для руководства» содержателям типографий «Записку о наборных учениках», в которой подчёркивалась необходимость:

• Не брать в учение малограмотных и малолеток;
• При выходе учеников выдавать им аттестаты;
• Устранить переход учеников из одной типографии в другую до конца обучения.

Многие хозяева «приняли это заявление к руководству».

Брезгливо наморщившему нос забастовщику: ну и что, дескать, профсоюзом здесь не пахнет!, – приведу цитату из Фридриха Энгельса. Касаясь деятельности английских тред-юнионов, основоположник отмечал: «путём ограничения приёма учеников союзы старались поддержать спрос на рабочих и тем удержать заработную плату на известной высоте». Между прочим, они добивались этого тоже не стачками, а ПЕТИЦИЯМИ.

Не замараны

После убийства народовольцами Императора Александра Второго его преемник получил от кассы петербургских наборщиков торжественный адрес, где, в частности, говорилось: «Наше сословие рабочих печатного дела должно быть довольно тем, что не в его рабочих заведениях составлялись и печатались возмутительные прокламации. Простые труженики, мы ничем не замарали своего честного имени».

Подобные настроения господствовали тогда во всех легальных рабочих обществах.

Рост числа членов кассы питерских наборщиков за 1866-1904 годы

Примечание: За то же время ежегодные расходы кассы выросли с 397 до 17245 рублей, или в 43 с лишним раза.

Цена сознательности

И всё-таки, касса наборщиков переживала нередко тяжкие времена. Финансовые отчёты рисовали плачевную картину. В августе 1902 года, например, 40% членов не внесли текущих взносов, расходная часть бюджета втрое превышала доходную, а из общего долга кассе в 1553 рубля – возвращено лишь 17 целковых.

Как писал в журнале «Наборщик» рабочий Шило, правлению кассы надо бы взять пример с Общества фармацевтов, которое за 7 лет собрало полмиллиона рублей. И всё потому, что у фармацевтов, «с согласия всех членов», аптековладельцы вычитали взносы из жалованья и сразу передавали представителю общества[8]. В то время как в типографиях уполномоченные кассы терпеливо ждали, пока наборщики сами вспомнят и уплатят. Но на одной сознательности, как известно, далеко не уедешь.

Правда, Шило сравнивал Российское фармацевтическое общество и Петербургскую кассу наборщиков. У первого, как видно, и размах и функции были гораздо шире.

Добавим, что профсоюзы многих стран боролись за внедрение системы вычетов профсоюзных взносов из зарплаты работника безналичным путём. В англоязычном мире это называется чек-офф.

*     *     *

Профессионал

Хороший профсоюзник в своём деле, как любой профессионал, разбирается всегда лучше и глубже, чем внешний наблюдатель. Читает, например, чиновник в Департаменте полиции документы Саратовского Общества книгопечатников (основано в 1901 году). Что он может увидеть за перечнем задач?

• Помогать«рабочим сознательно относиться к техническим требованиям ремесла» – чиновник полагает, что речь идёт исключительно о необходимости рабочим повышать свою квалификацию. Профсоюзник же добавит, что указанные требования ремесла обращены также и к хозяевам;
• научить рабочих «отличать законные требования от незаконных» – правильно, думает чиновник: рабочим надо разъяснять, что многие их требования незаконны. А профсоюзник уверен: не столь важно, ЧТО за требование[9]. Гораздо важнее – КАК его преподнести, облечь в законную форму: грамотным прошением, жалобой или ходатайством привлечь на свою сторону полицию, губернатора или министра. Тогда требование станет ЗАКОННЫМ;
• «урегулировать отношения хозяев и работников» – да-да, только не стачки! – восклицает полицейский чиновник. Профсоюзник и не думает о стачке. Он надеется, что в бескрайних залежах узаконений, инструкций и мнений найдёшь, в чём хозяина уличить, что в случае суда отыщется какой-нибудь адвокат из радикалов, способный выставить действия рабочих в выгодном свете. Он знает, что среди хозяев-типографов и в высших кругах всегда есть рабочелюбивые богачи, готовые повлиять на обидчика. Профсоюзнику нужны лишь знания, выдержка и поддержка товарищей;
• «научить рабочих добиваться лучших гигиенических условий своего труда» – то есть кипячёной воды для чая и прочих мелочей, зевая думает чиновник. Профсоюзник скажет примерно следующее: для обслуживания новых импортных станков разработаны научные (слово гипнотическое) нормативы (те самые требования ремесла в пункте 1-м), в соответствии с которыми требуется переоборудовать всю типографию;
• «вмешиваться в беззастенчивую эксплуатацию учеников»[10], – мера в защиту бедных подростков, полагает чиновник. Профсоюзник добавляет, что чем больше у хозяев связаны руки в отношении учеников, тем меньше дешёвой рабочей силы, а значит, выше заработки профессии.

В общем, досужий читатель видит в перечисленном серенькие, сверхумеренные задачи полублаготворительного свойства; профсоюзник же за формой способен угадать суть, то есть – бытие ЖИВОЙ рабочей организации.

Пугало

Когда Общество книгопечатников Смоленска попыталось в 1902 году создать отделения в губернии, то натолкнулось на враждебность владельцев местных печатных заведений. Они агитировали рабочих против вступления в него, скрывали от них присылаемые обществом извещения и отчёты. А один хозяин даже прямо воспретил наборщикам сноситься с сей крамольной организацией[11].

Что же пугало уездных Кит Китычей? То, что вся деятельность общества носит открытый, гласный характер. Что оно объединяет предпринимателей наравне с рабочими. Что последние получили широкую трибуну для обсуждения своих нужд и, главное, для предъявления, пусть в самой невинной форме, претензий хозяевам.

Дайте срок

В 1902 году подпольный екатеринославский социал-демократический комитет, озабоченный распространением зубатовщины среди рабочих, выпустил листок против молодого легального Общества взаимопомощи тружеников газетного и печатного дела. Прокламация начиналась словами: «Долой «Общество»! Рабочие-печатники! Вступайте в партию!»[12].

Это самое общество, коего поначалу эсдеки избегали, как апостолы застолья с язычниками, – за каких-то пару лет САМОСТОЯТЕЛЬНО набрало боевой потенциал и радикализовалось. А потом, уже пополненное с.-д. элементом, переименовалось в профсоюз и стало самым прочным оплотом РСДРП в Екатеринославе и во всей полиграфической отрасли страны.

Час зачатия

8 января 1905 года. Санкт-Петербург охвачен небывалой стачкой. На улицах войска. Десятки тысяч рабочих осаждают отделы гапоновского Собрания, обсуждают петицию к Императору. В залах так тесно, что от недостатка кислорода гаснут газовые фонари. Люди плачут, клянутся, а потом идут домой и готовят чистые белые рубахи, надеясь в них или получить из рук Царя-батюшки свободу или… умереть. У всех мысли только о том, ЧТО БУДЕТ ЗАВТРА.

Но наборщики – особая корпорация; их обществу, между прочим, 40-й год. (Это вам не гапоновская бабочка-однодневка!) Их внутренние дела тоже важны. 8-го января часть их собирается в гапоновском отделе на Пряжке, и корректор Троицкий зачитывает… нет, не общую петицию, а долгожданный проект тарифа печатников (хозяйский). Одновременно газетные наборщики, собравшись в типографии «Нового времени», приходят к мысли, что нужно готовить СВОЙ проект тарифа[13].

Завтра по улицам потечёт кровавый снег, вся история пойдет другим руслом. А из тарифного контрпроекта наборщиков, зачатого в субботу перед Кровавым воскресеньем, вырастет крупнейший в стране профсоюз.

*     *     *

Как зарубить идею

В начале царствования Александра Третьего возникло движение среди официантов и других смежных профессий. В 1881 году они создали общество взаимопомощи в Одессе, через пару лет в Риге, в 1887-м – в Нижнем Новгороде.

Было несколько попыток организоваться в Москве, но ни одна не удалась. Особенно обескуражил служащих такой случай. В начале 1890-х некий господин Столяров взялся за образование профессионального общества, объявив размер вступительного взноса в 10 рублей. Обрадованные официанты понесли к нему свои кровные червонцы; собрав приличную сумму, Столяров исчез. Это надолго дискредитировало идею объединения среди официантов как Москвы, так и Петербурга.

Кстати сказать, в Германии первое ОВП трактирной прислуги/кельнеров возникло в 1870 году. Его устав и положили в основу зачинатели московского общества в 1902-м.

Полезный опыт

С 1895 года московские трактирщики и рестораторы завели страховку битой посуды и взимали с официантов по 10 копеек каждое утро. В ресторане, где работал Матвей Гордеев, хозяин с хозяйкой были очень добры, так что побора не было. Но под нажимом объединившихся хозяев обложили служащих и здесь гривенниками. Гордеев собрал товарищей и сказал им: «Дело несправедливое, соглашаться не следует». Тогда буфетчик объявил строптивцам: «Кто не согласен, тот убирайся!»

«Оделись мы,– вспоминал Гордеев, – все восемь официантов, и ушли». Хозяин был потрясён: стачка халдеев – такого на Руси-матушке ещё не слыхивали! Вызвали полицию, да кого хватать! – работали-то без письменного договора. Послали посудомоек искать безработных официантов, да нашли только двоих.

Пришлось хозяйке приглашать забастовщиков вернуться, на старых условиях, без злосчастного гривенника. Уговорила. А трактирная Москва ещё долго говорила об этой стачке[14].

Спустя семь лет смутьян Гордеев (он и после бастовал не раз) стал одним из основателей московского Общества взаимопомощи официантов. Через которое и поделился с товарищами опытом общения с хозяевами.

*     *     *

Дорога ложка к обеду

Труд приказчика был тяжёл: без выходных, по 12-14 часов в день на ногах и почти без перерывов. Озабоченные этим, ОВП приказчиков ещё с 80-х годов 19 века с поклонами подавали петиции, всячески задабривали думы и земства. Но безуспешно. Даже там, где гласные сокращали торговый день, решения их отменялись губернским начальством.

Тогда приказчики обратились в Министерство финансов, которое в 1902 году провело-таки опрос биржевых комитетов и ОВП о характере рабочего дня в отрасли. Общества указывали на необходимость полного праздничного отдыха и 10-часового торгового дня. Но теперь заявляли и о желании объединяться в союзы, то есть в организации, заключающие соглашения с работодателями.

Вопрос вновь застрял, и скоро общества уже инициировали стачки с теми же требованиями. Кое-где: в Тифлисе, например – они добились победы. Но в целом всё оставалось по-прежнему.

Только в 1906 году, когда общества уже переросли в профсоюзы и душили торговлю всеобщими стачками, когда приказчики толпами повалили к революционерам и на съездах толкали республиканские речи, им был дарован 10-часовой день[15]. Поздно. Вместо благодарности торговые служащие слали проклятия. Так монархия прозевала приказчиков.

Натура

Вняв пожеланиям приказчиков и части купцов, екатеринбургская Городская дума постановила сократить праздничную торговлю до 2 часов (с 12-ти до двух дня). Решение было принято под нажимом городского головы Симанова, поэтому торговые служащие, отслужив на радостях молебен, собрались для поднесения Симанову благодарственного адреса.

Произошло это 7 апреля 1885 года, и именно тогда возникла мысль объединиться. Через пару лет она обрела плоть – учредилось екатеринбургское общество взаимопомощи приказчиков.

Летописец движения торговых служащих Михаил Непряхин замечал по этому поводу: «Такова уж натура людей наёмного труда, что их организации, возникая даже случайно, с самыми мелкими первоначальными целями […] – постепенно, но неуклонно, перерождаются в широкие организации, широкие и по району действия, и – главное – по широте задач и верности метода воздействия»[16].

Старое новое

На борьбу за законодательное введение праздничного отдыха приказчичьи общества потратили четверть века. В последний момент вдруг выяснилось, что означенный отдых… и так полагался. По всеми забытому «Соборному уложению» Царя Алексея Михайловича (1649 год). Нужная приказчикам статья звучала так: «а в воскресный день рядов не отпирать и ничем не торговать опричь съестных товаров и конского торгу»[17].

Конечно, никто не стал реанимировать мертвое уложение. Проще оказалось принять новый закон. Забыть о котором приказчики уже не позволяли.

Как тут не вспомнить мудрость: новое – это хорошо забытое старое.

Даёшь профсоюз!

В повестке дня 1-го Всероссийского съезда приказчичьих Обществ вспоможения частно-служебному труду (26-30 августа 1896 года; Нижний Новгород) стояли 17 вопросов, в том числе: 1) установление воскресного и праздничного отдыха приказчиков, 2) сокращение торгового дня в будни, 3) организация справочного бюро для приискания занятий, 4) издание профессиональной газеты, 5) устройство периодических съездов, 6) урегулирование отношений служащих с хозяевами, 7) введение расчётных книжек и т.п.

Ну чем не профсоюзная тематика!

Из статьи о 1-м съезде приказчиков[18]: «Почти все члены съезда указывали, что развитию обществ мешает прямое или косвенное хозяйское запрещение приказчикам вступать в общество взаимопомощи. В лучшем случае хозяева косо смотрят на своих приказчиков, состоящих уже членами общества взаимопомощи; в худшем – они обращаются с угрозами к тем, которые склонны вступить в общество; нередко случается, что поступление приказчика в общество взаимопомощи, помимо воли хозяина, влечёт за собой увольнение с места. Вполне понятен неодобрительный взгляд купечества на общества взаимопомощи: это то единение, та сила приказчиков, проявление которой рано или поздно отнимет у хозяев возможность безнаказанного произвола над служащими и бесцеремонного выжимания из них соков, что составляет теперь хозяйскую привилегию. Уже и в настоящее время, когда деятельность обществ взаимопомощи, вследствие недостаточности средств и по разным другим причинам, пока ещё весьма незначительна – хозяевам приходится с ними считаться».

У меня не забалуешь!

Как ни старались профессионалисты доказать свою лояльность, но чиновники и начальники в припадках административного восторга там и сям применяли к ним решительные меры.

К примеру, в 1901 году Донской наказной атаман закрыл ростовское ОВП приказчиков (свыше 600 членов). Причина – архиуважительна. В числе членов общества было несколько неблагонадёжных, которые хаживали вместе в читальню общества читать газеты. Следовательно, проводили там НЕЗАКОННЫЕ СОБРАНИЯ, сделал вывод атаман[19]. И посчитал своим долгом сие государственное преступление пресечь.

Так их, смутьянов! Пусть знают, что Дон – опора Империи.

За 40 лет (1859-1899) в России было учреждено свыше 100 обществ взаимопомощи торгово-промышленных служащих, объединявших более 20000 человек[20].

*     *     *

Логика развития

После 15 лет раскачивания, иркутские хозяева и служащие, наконец, организовали Общество взаимного вспоможения приказчиков. Львиную долю уставного капитала составили и, естественно, поначалу верховодили в обществе «почтенные и уважаемые дельцы», но ещё за какие-то пятнадцать лет (тогда – срок небольшой) совершился переворот. Тузов из руководства вытеснили шестёрки – радикальная группа приказчиков, активно приступившая к борьбе за интересы служащих.

А свой 30-летний юбилей (в 1913 году) общество отметило невиданным по размаху символическим актом: Второвской стачкой – против той самой купеческой семьи Второвых, которая когда-то была одним из крупнейших спонсоров общества. Для удара по её фирме иркутским служащим пришлось поднять приказчиков в 11-ти городах Сибири.

Это ли не апофеоз превращения благотворительной организации, какой общество было в начале, в боевой профсоюз!

На два фронта

Иркутское Общество приказчиков имело свои библиотеку, бесплатную начальную школу и, главное, клуб, который помещался в Колыгинском дворце и за 10 предреволюционных лет только на игре в карты выручил 50 тысяч рублей.

Но занималось общество не только коммерцией. Возглавив борьбу за воскресный приказчичий отдых, оно уже в 1899 году добилось успеха.

Иркутск стал ПЕРВЫМ городом в Сибири (если не во всей России), где торгово-промышленные служащие получили право не работать по воскресеньям.

Бумажка

Осенью 1904 в Империи началась либеральная весна. Общественность пыталась воздействовать на власть всевозможными петициями и прошениями. Направило петицию правительству и Иркутское общество приказчиков.

Потом загремели грозы Революции. Время ненужных бумажек сменилось эпохой классовых битв. Оппортунисты из Общества приказчиков учуяли новые веяния и – организовали общегородскую профессиональную стачку, увенчав её Мартовским соглашением с хозяевами. Приказчики Иркутска добились 8-часового рабочего дня.

Пункты соглашения были переписаны из декабрьской петиции[21]. С бумажки начиналось – ею же и кончилось.

*     *     *

Странные игры

Дознаватели по делу Товарищества петербургских мастеровых (существовало в 1886-88 годах) только руками разводили. Главарь преступной организации Точисский был буквально соткан из противоречий. Сын начальника тюрьмы, он грезил социальной революцией. Дворянин польско-французских кровей, он по молодости полгода слесарил на заводе. А став впоследствии репортёром, продолжал считать себя пролетарием и одевался в грязную синюю блузу, чёртовой кожи штаны и опорки на босу ногу. Не любил революционеров, однако загнал организацию в подполье. Доступ в неё был открыт только для рабочих, а в действительных членах оказались… интеллигенты.

Если бы это было всё! В подпольной библиотеке Товарищества на 700 цензурных наименований приходилось всего 2 десятка запрещённых. Кассу взаимопомощи, из которой никто не брал ссуды, обозвали стачечным фондом, однако средств его не хватило бы и на самую хилую забастовку. Но самое удивительное было то, что в стране совершенно открыто действовало немало обществ, как и пресловутое товарищество, ставивших целью «поднятие интеллектуального и морального уровня» своих членов. Зачем же было придумывать белиберду с нелегальщиной?

Вот почему Министр юстиции заключил, что «дознанием не добыто никаких данных, свидетельствующих, чтобы члены сего «товарищества» вообще приняли какое-либо участие в революционном движении». Конечно, на всякий случай Точисского-сотоварищи выслали из Питера. А то, не ровён час, сыграют в настоящую Революцию…

Держать и не пущать!

Впрочем, Точисский совсем уж идиотом не был. Власти сами нередко давали рабочим повод не светиться.

В 1885 году группа продвинутых питерских мастеровых пыталась организовать кассу рабочих механического производства. Подготовили устав, явились на приём к градоначальнику. Тот встретил ласково, обнадёжил и посоветовал собрать под прошением об открытии кассы побольше подписей. Для вящей убедительности. Инициаторы дела просьбу с радостью выполнили.

Потом все, подписавшие петицию, были ВЫСЛАНЫ ИЗ СТОЛИЦЫ.

В Костроме в конце 1890-х годов полиция арестовала и выслала одну за другой ДВЕ ГРУППЫ инициаторов рабочего общества взаимопомощи. По иронии судьбы, тем временем прошения об открытии организации проходили обычную процедуру рассмотрения в чиновных кабинетах[22].

Кому повезло

Казалось бы, тут время всплеснуть руками и признать, вслед за советскими историками, что до 1905 года «царское правительство не допускало создания рабочих организаций, […] относя их к вредным обществам, подрывающим устои государства»[23].

Однако не спешите, читатель. Вот перечень разрешённых властями профессиональных обществ фабрично-заводских и железнодорожных рабочих между 1868 и 1896 годами:

• Сберегательная и вспомогательная касса для рабочих Благовещенского завода Дашковых в Уфимской губернии (действовала с 1868);
• Касса погребальная и для вспомоществования больным фабричным рабочим в Риге «Ионафан» (с 1870);
• Общество взаимопомощи при Владимирском паровозном депо Московско-Нижегородской железной дороги (упомянуто в 1871);
• Общество взаимопомощи при Ковровских мастерских Главного Общества Российских железных дорог (уп. 1871);
• Общество работников на заводе Мейнгардта в Либаве (уп. 1871);
• Общество взаимопомощи при Московской товарной станции Нижегородской железной дороги (уп. 1871);
• Общество взаимопомощи при Московском паровозном депо Главного общества Российских железных дорог (уп. 1871);
• Общество взаимопомощи при Нижегородской товарной станции Московско-Нижегородской железной дороги  (уп. 1871);
• Ссудо-сберегательное товарищество мастеровых и рабочих при фабрике братьев Дьяконовых в г. Нерехте (уп. 1873);
• Касса на чугунолитейном и механическом заводе Сан-Галли в Санкт-Петербурге (с 1879);
• Вспомогательная касса работников и работниц Товарищества Российско-Американской резиновой мануфактуры в Питере (уп. 1882);
• Касса белостокских ткачей и прядильщиков (зарегистрирована в 1882, но существовала задолго до этого; в 1901 преобразована в Общество взаимопомощи занимающихся ремесленным трудом в Белостоке);
• Вспомогательная касса рабочих Ревельских мастерских Балтийской жел.дороги (уп. 1883);
• Общество вспомоществования мастеровым и рабочим при Тульском патронном заводе (с 1885);
• Вспомогательная касса рабочих Одесских каменоломен (с 1886);
• Вспомогательная касса при заводе Гельферих-Саде в Харькове (с 1889);
• Ссудо-сберегательная касса мастеровых при Главных мастерских Екатерининской железной дороги (с 1890);
• Вспомогательная касса рабочих на рудниках и заводах АО Криворогских железных руд (с 1890);
• Общество вспоможения больным и престарелым рабочим «Весеннее общество» в Риге (с 1893);
• Астраханское общество взаимного вспоможения мастеровых и машинистов, под названием «Общество машинистов» (с 1894);
• Обшество взаимопомощи рабочих Шосткинских пороховых заводов (с 1894);
• Похоронная касса для мастеровых и рабочих Тульского оружейного завода и Приёмной комиссии (с 1895).

В этот список не вошли общества типографских рабочих, ряд фабричных и смешанных (для служащих и рабочих) касс, не вошли также подпольные рабочие кассы и союзы.

А теперь скажите мне, можно ли согласиться с советскими историками? Если царские власти запрещали самодеятельность заводского пролетариата в принципе, то уж наверное не регистрировали бы все эти (и другие, не учтённые мною) организации.

Из статьи о рабочих ОВП (1900 г.)[24]: «Управление Обществом сначала […] неудовлетворительно; это всюду общее явление, пока не будут воспитаны из членов самого общества лица, владеющие необходимыми знаниями и навыком и часто пользующиеся доверием членов, [которые] начинают более отчётливо смотреть на свое самоуправление, и это одна из главных заслуг подобных обществ».

Сами начитались

Пермская с.-д. группа Трапезникова развернула на легальном поприще бурную деятельность. Всего за полтора года создала газету «Пермский край», посвящённую общественному, в том числе профессиональному, движению в России и за рубежом; сработала повивальной бабкой при родах обществ печатников, учителей и Библиотечного общества с филиалом на гигантских Мотовилихинских пушечных заводах под городом.

А тут узнали, что интеллигент Патлых получил у полицмейстера разрешение на созыв учредительного собрания ОВП трудящихся, то есть и служащих, и рабочих (май 1901 года).

Классовое чувство трапезниковцев взыграло. Они сагитировали мастеровых: а) прийти на собрание, перехватить инициативу и объявить подготовку к учреждению СОБСТВЕННОГО Общества рабочих механического производства; б) а если налетят жандармы да станут спрашивать, кто подговорил, отвечать: никто. Сами начитались. Вон, в газетах пишут, что в Москве при покровительстве властей рабочие только что открыли именно такое общество (зубатовское).

Так и было сделано. Оттирая Патлыха, рабочие всем говорили, что газет начитались. Интеллигенты и журналисты поверили. Но не полиция[25].

Очень жаль

В своей интересной книжке «Легальные организации рабочих Юга России в период империализма (1895 г. – февраль 1917 г.)» советский историк А.И.Прийменко писал: «К началу XX в. рабочие России ещё не имели опыта профессионального строительства. В обстановке полицейских репрессий и полного политического бесправия трудящихся создание профсоюзов было невозможным».

Если бы у товарища Прийменко была машина времени, он мог легко перенестись в 1900 год и погулять по матушке-России. Тогда уж портовые грузчики рассказали бы ему, как их артели ведут переговоры с подрядчиками, а порой и сами напрямую подряжаются к купцам. Общества приказчиков показали бы обширную переписку с властями на предмет законодательного ограничения рабочего дня и введения праздничного отдыха в отрасли. Печатники и ремесленники – похвастались своими кассами с оформленным делопроизводством и ежегодными печатными отчётами. Булочники и кожевники поделились бы опытом закрытого цеха. Бурлаки и плотники, строители и каменщики перечислили бы местности, где проводили артельные стачки.

На артельных предприятиях его провели бы по мастерским и похвастались складами произведённой продукции. На государственных (вроде Ижорских заводов) – рассказали, как действует институт выборных старост от рабочих и в чём заключаются их функции. В Западной области революционеры шепнули бы по секрету, что в их организациях состоят целые хевры с уставами, кассами, ритуалами, заграничными связями и богатым опытом стачечной борьбы.

Будь у Прийменко друзья в МВД, до него бы дошли слухи, что жандарм Зубатов пытается ввести новую практику полицейского надзора за легальными профессиональными обществами, и что уральские горнозаводские товарищества набирают силу, вынуждая дирекцию запрашивать их по вопросу об увольнениях или, вопреки желанию, увеличивать в их кассу отчисления от заводов.

Тогда бы товарищ Прийменко понял, что у рабочих России ОПЫТ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА БЫЛ.

Но не было у Прийменко машины времени.

*     *     *

Не по-Верту

В старой России «все виды рабочих объединений и профсоюзов были под запретом», твердят некоторые новейшие историки. В частности, француз Николя Верт, труд которого был, между прочим, рекомендован в качестве учебного пособия в наших школах (1992 год).

Но как же быть, например, с Харьковским Обществом взаимного вспомоществования занимающихся ремесленным трудом? Возглавленное высококвалифицированным рабочим, оно началось в мае 1898 года по протекции губернатора. За каких-нибудь 6 лет выросло в десятки раз, объединив металлистов крупнейших заводов Харькова и других городов, с капиталом в 32 тысячи рублей. Оно открыто печатало свои отчёты, имело БЮРО ТРУДА, удовлетворявшее ежегодно десятки заявок от работодателей со всей страны. Оно поддерживало уволенных по политическим мотивам товарищей, широко пропагандировало идеалы рабочей солидарности. Пыталось организовать защиту увечных мастеровых, возбудило ходатайство о разработке законопроекта о государственном страховании от безработицы. С его помощью возникли новые рабочие общества в Харькове, Николаеве, Борисоглебске. Его устав[26] брали за образец гравёры и металлисты Москвы, подмастерья Белостока, фабричные Костромы. Наконец, Первая конференция профсоюзов (осень 1905 года) была обязана харьковскому обществу не только организующим началом, но и самой идеей её проведения.

А наших детей учат, что ВСЕГО ЭТОГО НЕ БЫЛО. По-Верту.

Дороже богатства

Главным инициатором и двигателем Харьковского общества был квалифицированный токарь Андрей Кондратенко. В молодости ему пришлось поскитаться в поисках заработка по Югу России, прежде чем удалось поступить на харьковский завод иностранно-подданного М.Х.Гельфериха-Саде. Здесь Кондратенко получил хорошую возможность сравнить все выгоды подполья: в народовольческом кружке (с 1885 года) – и легальной деятельности: с подачи господина Гельфериха рабочие основали заводскую кассу. Сравнение оказалось не в пользу революционеров, и всю свою «страстную и активную натуру»[27] Кондратенко обратил на организацию Харьковского общества взаимопомощи. Фанатик своего дела[28], он пробивал устав в высших сферах, председательствовал в обществе, предоставил для совещаний и собраний свою квартиру, работал с людьми – всё это совсем или почти без оплаты. Собственно, благодаря его бескорыстному вкладу организация и добилась в считанные годы крупных успехов.

Такие люди сгорают быстро. Кондратенко умер 23 августа 1903 года. «Небогатый по происхождению, – таким он оставался до конца дней своих, – он приобрел общую любовь и уважение всех знавших его – что дороже всякого богатства», – писали в некрологе его товарищи. Чем, кроме тепла своих сердец, они могли отблагодарить его?

Кондратенко посмертно был избран почётным членом своего общества.

В одно русло

После 1899 года Общество сблизилось с группой эсдеков, возглавляемой бывшими лидерами иваново-вознесенского Рабочего союза – десятником строительной артели А.А. Евдокимовым и чертёжником Ф. Кондратьевым. Среди ивановских партийных рабочих они обладали значительным авторитетом. По рассказу Д. Бутина, «Евдокимов был неотразим для нас; об этом могут засвидетельствовать все, знавшие его в то время […] Будучи освобождён [из-под ареста], он жил в Суздале, и мы ездили к нему почти за 50-60 верст, чтобы посмотреть на него и послушать, как он думает о текущих событиях, а также поговорить о том, как вести организацию. Ездили зимой. К Кондратьеву ходили пешком вёрст за 13-14, рискуя провалиться».

При участии или под прямым влиянием этой двоицы возник Союз рабочих русского Манчестера (Иваново-Вознесенск в те времена нередко сравнивали с английским Манчестером: оба были крупными текстильными центрами). Союз имел целью созыв Рабочего съезда, который, минуя революционную и либеральную интеллигенцию, должен был собрать ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО рабочих от их организаций ЛЮБЫХ политических направлений и вовсе без таковых. В связи с арестами идею, оказавшую серьёзное влияние на дальнейшие судьбы рабочего движения России, на том этапе реализовать не удалось.

Высланные в Харьков, Евдокимов и Кондратьев пытались нелегальную программу (организация заводских касс, выпуск их «Листка», поощрение стачек) СОЧЕТАТЬ с легальными возможностями (работа через Общество, создание по его образцу других рабочих обществ). В РСДРП такой подход считали крайне правым, экономистским. В Обществе же, председателем которого после Кондратенко стал рабочий Матвей Порхаев, наши эсдеки неформально возглавляли левое крыло.

Такая ТАКТИКА СЛИЯНИЯ РЕСУРСОВ, СВЕДЕНИЯ ИХ В ОДНО РУСЛО, позволила Обществу добиться феноменальных успехов[29].

Скромный паучок

Первым преступным деянием Общества стала поддержка в 1900 году некоторых арестованных и высланных из города рабочих, участников небывалой по размерам Первомайской демонстрации. Чтобы выдать им денежные пособия, обществу пришлось принять их в число своих членов. «Разбредшиеся по разным городам, – говорилось в одном из отчётов общества, – [они] перенесли свою деятельность в новое местожительство, и таким образом основались несколько колоний механических рабочих, примыкающих к харьковскому обществу».

Потом Общество сплело целую сеть своих филиалов (неофициальных, так как все попытки открыть их легально кончились неудачей). К 1908 году оно зацепилось в Воронеже, Екатеринославе, Конотопе, Луганске, Москве, Петербурге, Николаеве, Туле, Орле, Харбине на КВЖД и в других городах.

Но по-прежнему скромно именовалось харьковским.

Из статьи А.А. Евдокимова для планировавшегося в 1905 году «Ежегодника обществ взаимопомощи»: «К 1904 году профессионалистское течение в Харькове значительно окрепло. Общество металлистов[30]стало вполне прочно, и работники его ощущали в себе прилив жизненной энергии. Его пример действовал ободряюще на другие профессии: сорганизовались подмастерья-портные, рабочие табачных фабрик, завелась оппозиция в старой кассе типографщиков, группировались строительные рабочие. Всё это поднимало настроение и, хотя перспективы были неясны, но чувствовалось, что общества взаимопомощи могли бы стать крупным фактом рабочей жизни. На устройство съезда таких обществ [мы] стали смотреть как на очередную задачу».

Не спеша

26 марта 1902 года общее собрание харьковского Общества признало необходимым созвать Всероссийский съезд рабочих ОВП, который был легалистской модификацией прежней идеи Рабочего съезда.

Если вы думаете, что он не состоялся по вине царской бюрократии, то ошибаетесь. Через 9 месяцев сладкого сна правление Общества разослало в известные ему рабочие организации письма с предложением высказаться по поводу съезда. Реакция адресатов была вялой – из 10-12-ти отозвались лишь трое. И харьковцы, забыв, сколько сами-то раскачивались, пришли к выводу, что «окончательного решения этого вопроса надо ожидать в далёком будущем».

Понадобились громкие события, общее пробуждение и толчок извне, чтобы вопрос о съезде был поднят вновь. В сентябре 1904 года, когда начались либеральное министерство Святополка-Мирского и банкетная кампания, уже упомянутый эсдек Андрей Евдокимов предложил харьковцам объехать рабочие общества России и выяснить их отношение к съезду. С этим обязательством, вместо вступительного взноса, Евдокимов был официально принят в общество[31]. В декабре он выехал в Николаев, с которого началось его месячное путешествие по стране. Результат был уже лучше: из 10-ти посещенных организаций семь не возражали против проведения съезда. Ну, решили харьковцы, съезд назрел.

Здесь я встряну, чтобы задаться вопросом: а если кто-нибудь объехал общества тремя годами ранее, не была бы реакция такой же? Ведь есть разница: делегат прибыл, или письмо пришло. На письмо всегда меньше хочется отвечать.

Итак, ещё через 9 месяцев профессионалисты смогли, наконец, собраться. Но получился не широкий съезд ОБЩЕСТВ ВЗАИМОПОМОЩИ, о котором мечтали харьковцы – принципиальные легалисты (тем более, что разрешение на съезд было получено ещё до Революции). Вышла худосочная нелегальная конференция ПРОФСОЮЗОВ и ОВП, напринимавшая всяких революционных резолюций.

Потом встал в повестку дня вопрос о съезде профсоюзов. Революция набирала обороты, и самые радикальные профсоюзники уже предлагали все общества взаимопомощи как соглашательские оставить за бортом. Только начали готовить профсъезд – как пошли разговоры о необходимости созыва общего Рабочего съезда с оформленной АНТИПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ физиономией. Дело было в декабре 1905 года – в баррикадные дни. Естественно, что на съезд собирались пригласить самые левые рабочие (в кавычках) партии и группы, но никак не умеренные рабочие (без кавычек) общества и союзы. Харьковцы обиделись и от дела отошли.

Съезд (никакой) так и не состоялся. А ведь мог, если бы харьковцы не тормозили. Впрочем, Россия всегда жила НЕ СПЕША.

Рост Харьковского ОВП[32]

Финт ушами

Не в пример другим легальным рабочим организациям, нашими историками харьковское общество упоминалось. Правда, в качестве… общегородской кассы (стачечной или сопротивления), которая по своим задачам и составу была «очень близка» к профсоюзу, но которую от последнего, видите ли, отличала «организационная неоформленность».

На самом же деле, харьковское общество имело юридическое лицо, устав, оформленные членство и организационную структуру, законно приобретённое имущество и прозрачную финансовую отчётность, полнокровные и регулярные собрания, правильную систему принятия решений, сбора взносов и выдачи пособий. А также – признанную работодателями биржу труда. То есть, по оформленности (не только организационной) общество могло дать фору большинству профсоюзов, возникших в России в 1905 году и позже.

Что же за финт выдали советские мудрецы? Дело в том, что советский исторический канон со 2-й половины 1920-х годов НЕ ПРИЗНАВАЛ общества взаимопомощи в качестве предшественников профсоюзов. Но этот же канон харьковское ОВП в предтечи профсоюзов записал: как-никак, оно революционерам помогало. Дабы примирить получившееся противоречие, коллектив академика Пономарёва объявил, что харьковское общество фактически – вовсе и не общество взаимопомощи, а касса сопротивления. Касса же – это незрелый, не сложившийся профсоюз (или его «непосредственный предшественник»), как правило, организационно неоформленный. Короче, ловкость рук – и никакого мошенничества[33]!

*     *     *

Рост числа обществ учителей[34]

Учиться у учителей

Учителя – народ особенный, для проведения своих идей умеют использовать любую лазейку. Например, для профессионального объединения (и в прошлом веке, и теперь) они использовали курсы повышения квалификации (съезды). Они же стали единственной профессией, ухитрившейся в соответствии с «Временными правилами» от 4 марта 1906 года, ЗАПРЕЩАВШИМИ объединение профессиональных обществ, создать свое… Всероссийское объединение.

Попечительное начальство из Министерства народного просвещения (МНП) эту особенность сознавало и старалось учителям воли не давать: волну учительских съездов в 1866-72 годах оно потушило, а попытки открыть общества неизменно пыталось зарубить.

Но вот в 1892 году возникло Петербургское Педагогическое ОВП. Оно действовало на основе утверждённого Министром внутренних дел устава, по которому в нём могли состоять учителя любых школ и ведомств, а помощь оказывалась не только материальная, но и «культурно-педагогическая». В кратчайший срок питерские просвещенцы развернули кипучую деятельность (курсы, библиотеки, чтения и прочее), проявили такую независимость от начальственного мнения, дали такой толчок для новых обществ, что МНП переполошилось. И в 1894 году разработало «нормальный устав», полностью пресекший либеральные послабления МВД, да к тому же вводивший в состав создаваемых обществ назначенцев от директоров училищ и школ.

Но было поздно – в следующие 6 лет возникло множество учительских обществ, которые наперегонки саботировали нормальный устав. Подобно библейской саранче они заполонили страну; уже в 1902 году профессия собралась на съезд (делегаты от 22 тысяч членов), выдвинув в повестку дня общероссийское объединение[35]. Под именем Всероссийский союз учителей оно вступило в Революцию 1905 года и стало одним из самых политизированных и боевых профсоюзов.

Из письма арзамасского учителя одному из учредителей Нижегородского общества учителей (1893 год)[36]: «Получив Ваше радостное письмо об учительском обществе взаимопомощи, я тотчас же постарался поделиться радостным известием со всеми товарищами. Разъезжая из села в село, я собирал учителей и делился с ними своим радостным настроением. Настроение живо передалось им, и мы все вместе принялись толковать о заре новых дней. Как крепостные крестьяне ждали с замиранием сердца желанного дня освобождения, так и мы теперь ждём, когда наступит, наконец, то время, когда нам возможно будет обратиться в трудную минуту к кому-нибудь. Бедствуем ли мы в нищете, обижают ли нас кулаки, сельские заправилы, или разное начальство – ведь нас никто не слышит, да и сами мы не знаем, к кому обратиться. Нас давят со всех сторон, а мы только терпим. Нам не нужна материальная помощь общества, мы хотим только, чтоб из забитых существ мы обратились в людей бодрых духом. Когда откроется общество, мы будем знать, что наш голос может быть услышан им и это даст нам силу, при помощи которой мы будем способны БОРОТЬСЯ».

Эти шумные учителя

В декабре 1902 года открылся 1-й Всероссийский съезд учительских обществ взаимопомощи. Встревоженное перспективой многолюдного сборища представителей бунтарской профессии, Министерство народного затемнения (как язвили по поводу Минпроса учителя) потребовало включить в Правило об устройстве съезда такой пункт:

«§ 3. Занятия съезда происходят в присутствии наблюдателей, назначенных попечителем Московского учебного округа. Председательствующий в заседании обязан по требованию наблюдателя остановить речь члена [съезда] и лишить его права продолжать таковую. В случае беспорядков на съезде, попечителю предоставляется право закрыть съезд немедленно».

Организаторы съезда на сей полицейский пункт согласились, видимо, зная, что выполнить его попечительному начальству будет трудновато.

И правда. Вход на заседания съезда был открытым, так что радикально настроенных гостей – не делегатов было хоть отбавляй. Стараниями этой «бродячей группы политических смутьянов» (по неприязненному отзыву одного из консервативных авторов) съезд из благодушного сонного заседания превратился в горячее деловое собрание, обсудившее задачи и расширения функций обществ взаимопомощи, и всероссийского их объединения, и даже политические вопросы[37].

Из резолюции общего собрания Петербургского педагогического ОВП от 28 ноября 1904 года[38]: «…Только тогда, когда каждому гражданину будут предоставлены неотъемлемые права свободной личности и когда современный государственный строй будет заменён новым строем, основанным на широко демократических-конституционных началах, только тогда сможет правильно развиваться самое дорогое для нашего народа дело, дело народного просвещения».

*     *     *

Волевым решением

Большая группа питерских литераторов организовала Союз взаимопомощи русских писателей. Среди заявленных в уставе целей была такая: «ПОСРЕДНИЧЕСТВО между авторами, сотрудниками периодических изданий и переводчиками, с одной стороны, издателями и редакторами – с другой, как в ОТНОШЕНИИ СПРОСА И ПРЕДЛОЖЕНИЯ ТРУДА, так и для рассмотрения их ВЗАИМНЫХ НЕДОРАЗУМЕНИЙ И СПОРОВ».

Любопытна позиция властей в вопросе о существовании союза. Поначалу это объединение писателей показалось им весьма симпатичным, так как внушало надежду на консервативное направление. Профсоюз был без проблем разрешён (в 1896 году). Однако стоило ему выступить с политической декларацией антиправительственного содержания, как таким же волевым решением профсоюз (за пять лет успевший набрать 450 членов) быстренько прикрыли[39.

Но что это я? Ведь советская наука устала повторять: «В русских условиях того времени отсутствовали профессиональные союзы» (А.Гусев)[40]. НЕ БЫЛО ИХ, НЕ БЫЛО! И весь сказ.

Экзотика

• общество повивальных бабок в Одессе,
• общество прислужников в Риге,
• общество номерных и номеранток в Одессе,
• общество мореплавателей,
• касса фабричных «Ионафан» в Риге,
• ссудо-сберегательная касса на машиностроительном заводе Оливье в селе Нью-йорк,
• Всероссийское общество пожарных деятелей «Голубой крест».

*     *     *

Подпольные союзы

Как читатель уже знает (на примерах приказчиков, печатников, фармацевтов и Союза писателей – то есть преимущественно СЛУЖАЩИХ), с конца 19 века общества взаимопомощи стали проявлять стремление к вмешательству в отношения между хозяевами и работниками на стороне последних. Этот процесс сочетался с расширением и активизацией обществ и, как следствие, вытеснением из них хозяев.

Одновременно стали возникать организации, прямо нацеленные на проведение стачек. Чаще всего они назывались СОЮЗАМИ, работали нелегально, были малолюдными и не слишком активными. Но порой энергия их вожаков била через край, в некоторых случаях втягивая в орбиту их влияния широкие массы РАБОЧИХ И РЕМЕСЛЕННИКОВ. Я расскажу о трёх таких союзах.

Узелок за узелком

Первый из них, питерский Союз вязальщиков, возник тихо и незаметно. По предложению эсдеков кружковец Самуил Эстрин устроился работать в крупнейшую в столице вязальную мастерскую Игнатьева, где завёл связи с двумя братьями Вихоревыми и Василием Цаплиным. Под его влиянием они тоже стали эсдеками. Дальнейшую агитацию было вести несложно: многие мастерские и артельно снятые рабочими квартиры располагались рядом – в Апраксине переулке. Очень скоро наша четверка организовала кружок самообразования, а уже через несколько месяцев от него, ставшего теперь центральным (с 10-11 членами), отпочковались новые кружки.

Все они состояли из вязальщиков, поэтому однажды высказанная мысль, что пора переходить от изучения явления эксплуатации к борьбе с нею, была сразу поддержана. Замялись только в вопросе, какой путь профессиональной организации выбрать: создать производительную артель или союз?

Впрочем, ответ нашли довольно быстро. Средств на вязальные станки и материал не было. В связи с этим, с артелью решили повременить, поднакопить деньжат, для чего установили ежемесячный взнос в 1 рубль (высокий даже для обеспеченных категорий рабочих в легальных обществах). Пока же – для классовой борьбы с капиталом – создали союз.

Боевое крещение

Первую стачку союз (из 25 человек) провёл в 1902 году у хозяина Чугунова, потребовав от него увеличить расценки. Но Чугунов едва не сорвал этот замысел, переманив из другой мастерской рабочего Сорокина, обещавшего привести ещё рабочих и вместе с ними сломать стачку. Пришлось организовать слежку за изменником, который оказался хитрой и осторожной бестией. Через несколько дней Сорокина всё-таки подкараулили в темном месте. И намяли бока. Убежал Сорокин, даже расчёт у Чугунова не взяв.

Едва Чугунов сдался, союз принялся за другие мастерские. И развернулся вскоре так, что взвыли хозяева.

Наших не тронь

Когда Союз вязальщиков, выросший до сотни членов, добился повышения среднего заработка с одного до полутора рублей в день (а об артели уже было забыто), хозяева мастерских сговорились в отместку выгнать с работы и не принимать обратно Цаплина, Крицына, братьев Вихоревых и других его руководителей. Обычно такая мера срабатывала, но на сей раз вышло по-другому.

Рабочие так возмутились, что напуганные хозяева под угрозой общей стачки не только поспешили вернуть уволенных, но и согласились отныне принимать на работу только с согласия союза. Конечно, он в первую очередь теперь устраивал своих. В Европе такой принцип (на работу через союз) называется закрытым цехом.

После этой победы (1903 год) влияние союза распространилось на все крупнейшие вязальные мастерские столицы, что позволяло каждую осень проводить тарифное наступление на хозяев[42].

Несмотря на эпидемии арестов, Союз вязальщиков просуществовал до 1908 года и объединился с Союзом текстилей.

После Революции питерские вязальщики неоднократно рассказывали эту историю в печати. Но советским историкам она пришлась не ко двору. Вопреки истине они стали писать примерно так: «Профессиональные союзы текстильщиков возникли в период первой русской революции 1905-1907 годов» (И.П.Марков, 1963 год)[43].

*     *     *

Орлы из «Голубятни»

Как мы видели, питерский Союз вязальщиков был учреждён небольшим полупартийным кружком и постепенно обрастал людьми. Московский союз печатников возник иначе.

Началось весной 1903 года с еженедельных загородных собраний наборщиков типографии Лисснера, обсуждавших вопросы расценок и рабочего дня. После 3-4 таких сходок, на которых появились представители от наборщиков других печатен, загородные поездки стали неудобны. Вся заинтересованная масса переместилась в трактир «Голубятню», что на углу Остоженки и Первого Зачатьевского переулка. «Голубятня» и раньше была местом сбора печатников близлежащих типографий, сговаривавшихся здесь по вопросам ночного дежурства, праздников и прочего. Теперь же трактирщик обнаружил: в иные дни наборщиков набирается столько, что яблоку негде упасть. Торговля шла прекрасно, но были и всякие речи по рабочему вопросу, почему после очередных посиделок, с 4 сотнями участников, встревоженная полиция потребовала от трактирщика предупреждать её о собраниях.

Печатники – а к наборщикам уже присоединились представители других специальностей – вновь перебрались за город. Явочным порядком, из самых активных ораторов, выделилась организационная комиссия, державшая в своих руках связи с типографиями. На собраниях перебывало в общем, наверное, далеко за тысячу человек (10% от общего числа печатников), то есть этих ораторов слышали, оценили и признали в них вожаков. Общие разговоры о житье-бытье вылились в перечень требований к хозяевам. А недовольство оформилось в конкретную договоренность: в ноябре, когда число заказов в типографиях достигнет пика, согласованно начать стачку. И образовать свой союз.

Стачколомы

По мере укрепления организационного ядра и выработки будущих требований, из-за города по типографиям начали расходиться круги: поползли слухи о стачке, настроение печатников повышалось, кое-где уже начались конфликты с хозяевами. Но шла и пена.

В августе рабочие типографии Троицкого предъявили хозяину «желание» 10-часового рабочего дня, указывая, что на собраниях в «Голубятне» решено его добиваться стачками. Но из них в «Голубятне» никто не бывает, они-де вообще мирные овечки и идти на стачку бы не желали. Поэтому заявляют указанное желание теперь, пока примкнувшие к «Голубятне» товарищи не предъявили своих требований.

Короче, полная халява: бастовать не хотим, поэтому уступите нам сразу.

Приехавший по вызову Троицкого фабричный инспектор стал разъяснять шантажистам, что их желание незаконно, что законом установлен рабочий день в 11,5 часов. Рабочие возразили, что это неправда, ибо в 14-м номере «Дружеских речей», издаваемых князем Мещерским, сказано, что работать можно лишь 10 часов. Уверения инспектора, что это ошибка, рабочих не убедили[44]: газету всё-таки «пишет КНЯЗЬ». Как ему не верить!

Разговор кончился, естественно, ничем. Потом желание как-то незаметно превратилось в требование. И печатникам Троицкого пришлось бастовать вместе со всеми.

Так рабочие убеждались на собственном опыте, что на стачку идут обычно не по желанию, а по необходимости.

Проворонил

Когда идея союза вполне оформилась, печатники направили депутацию к обер-полицмейстеру Трепову. Дмитрий Фёдорович слыл в Москве защитником рабочего люда. Фабричная инспекция частенько получала из его канцелярии письма с указанием на нарушения законов хозяевами предприятий. Рабочие ему верили, считали его строгим, но справедливым. Бастующие фабричные на просьбу возобновить работу, пока он договаривается об исполнении требований, с радостными криками ура шли в цеха – вот чего стоило слово Трепова.

Поэтому наши заговорщики надеялись, что обер-полицмейстер легализует союз и установит для хозяев обязательные вычеты из заработка в его ЗАБАСТОВОЧНЫЙ ФОНД. Однако ошиблись. Он не кричал, ногами не топал, но проводил их не солоно хлебавши, сказав на прощание, что у печатников своя организация уже есть. Дескать, проявляйте там самодеятельность.

Действительно, в Москве с 1869 года существовала крупная Вспомогательная касса типографов. Но входили в неё преимущественно высококвалифицированные рабочие, озабоченные управлением накопленными общественными капиталами (несколько десятков тысяч рублей). И соваться к ним с планами организации стачки – значило загубить дело.

Поэтому союз продолжал тайные собрания за городом. А потом громыхнул общегородской отраслевой стачкой с 8 тысячами участников, которая закончилась полной победой.

Тут было, из-за чего Трепову кусать себе локти!

Удачный ход

Как я уже говорил, стачку назначили на ноябрь месяц. Объявить же её пришлось в сентябре: оргкомиссия была напугана превентивными арестами засветившихся печатников, в число которых попали и несколько её членов. Но, несмотря на спешку, подготовились к стачке неплохо.

Она началась 9 сентября в десятках различных типографий по одной схеме. Собравшись перед сменой или в обед у заведения и поговорив, все разом, спокойно и без шума, расходились по домам. Письменные требования, везде однотипные, передавались в контору выборными от рабочих, реже через профессиональных посыльных, а в нескольких случаях – околоточными надзирателями. Ни в какие разговоры в конторе не вступали, заявляя лишь, что ответа ждут не от хозяина типографии, а от московского отделения Общества деятелей печатного дела.

Последнее представляло собой объединение крупных типографов, давно озабоченных тем, чтобы цивилизовать производство и упорядочить отношения с рабочими. Мелкие же хозяева упорно сбивали расценки, брали на работу не дипломированных мастеров, гнали низкопробную продукцию, и остановить сей беспредел Общество считало своей первейшей задачей. Стачка печатников, потребовавших, чтобы у хозяев на переговорах был единый представитель, оказалась как нельзя кстати.

Общество деятелей охотно приняло на себя роль выразителя коллективной воли хозяев, оперативно связалось со всеми типографами и убедило (кого пряником, а кого и кнутом) в необходимости договориться с рабочими о единых условиях найма в столице.

Вся прелесть предпринятого рабочими шага заключалась в том, что крупные хозяева, обрадованные возможностью подчинить своему влиянию мелких, должны были с большей готовностью пойти на общие уступки бастующим. Так и случилось.

Общество деятелей согласилось во всей отрасли по Москве сократить рабочий день НА ПОЛТОРА ЧАСА, повысить жалованье на 38%, оплачивать больничные и т.д.

Интересно, что ни интеллигентов, ни эсдеков среди организаторов стачки не было.

Учредились

После стачки и арестов на свободе остались лишь двое членов оргкомиссии и несколько представителей от типографий. Через корректоршу Софью Хренкову они сошлись с партийной ителлигенцией. Общение с последней дало результаты: получив нужные консультации и нелегальные пособия, оргкомиссия пополнила состав, объявила себя Центром и учредила организацию с длинным названием: Союз типо-литографских рабочих для борьбы за улучшение условий труда[45]– чем подчеркивалось его профессионалистское направление. Даже потом, когда, под влиянием Хренковой, союз всё-таки объявил себя «политическим» и принял программу РСДРП, тем не менее признал присоединение к партии «преждевременным» и фактически, как утверждал его работник, с.-д. Василий Шер[46], оставался подпольным «тред-юнионом».

Из-за общего после сентябрьской стачки умиротворения среди печатников и широких арестов актива, союзная работа шла с трудом, а число членов организации не превышало ста человек (плюс в потребительской артели при союзе – 400 членов[47]). Всё, что удалось сделать за год с небольшим, это наладить выпуск на гектографе «Вестника»[48]и прокламаций, провести 1-майскую демонстрацию (первую в Москве!) с тремя сотнями участников, поставлять в типографии ораторов и с.-д. литературу. Да, ещё союз обзавелся печатью и изобрел девиз: «Право бороться – право человека».

Несмотря на трудности, организация печатников дожила до классовых битв 1905 года. В которых закалилась так, что стала одним из самых крупных и крепких профсоюзов России[49].

Старый ленинец В.Дёготь в руководящей статье для советских историков об отношениях большевиков и профсоюзов вспоминал: в 1903 году «профсоюзов мы ЕЩЁ не имели»[50]. Правильно, товарищ Дёготь: вы, большевики, их не имели. И слава Богу.

Но в России профсоюзы УЖЕ имелись.

Как провести летучий митинг

Союз московских печатников применил оригинальный способ устройства митингов. В полной конспирации – от начальства и от рабочих – Центр договаривался с членами фабричного комитета о времени и месте митинга. Оратор заранее подходил к воротам типографии и дожидался конца смены. При выходе рабочих фабкомовцы и предупреждённый в последний момент актив создавали пробку в воротах. Масса задерживалась, неслись чертыхания и возмущённые крики, но первые же слова оратора создавали ему благодарную аудиторию: такие экспромты были ещё внове, и рабочие с удовольствием слушали всякие политические и профсоюзные речи.

Неожиданность митинга избавляла оратора от опасности иметь дело с крупным нарядом полиции. От случайного же ареста (стражей типографии, дворниками либо отдельным городовым) он был защищён плотным кольцом товарищей.

Этот способ потом переняли по всей России. Не только профсоюзники, но и партийцы.

Из вклейки в брошюру «Основной государственный закон Российской империи» (1904 г.)[51]: «Настоящее издание Союз московских типографских рабочих принуждён распространять в силу совершенно непредвиденных нижеследующих обстоятельств: Группа московских конституционалистов около месяца тому назад дала Союзу типографских рабочих заказ – напечатать в нашей типографии настоящий проект конституции в размере 500 экземпляров без всяких с нашей стороны возражений и поправок; на предварительные расходы мы получили 150 рублей, по напечатании должны были получить 200 рублей, при чём о качестве работы никаких условий не заключалось. Когда заказ своевременно был выполнен, либералы отказались принять его и уплатить деньги, мотивируя свой отказ тем, что «Основной закон Российской империи» напечатан «устарелым шрифтом» и с опечатками (финлянском вместо финляндском, гасударственная вместо государственная и т.п.). Подобный поступок со стороны либеральной организации, караемый даже ныне действующими законами Российской империи, в связи с недостатком средств в организации (задаток 150 руб. пришлось возвращать после того, как он был истрачен), ставит нас в печальную необходимость распространять издание, принципиальное содержание которого не может встретить с нашей стороны сочувствия. Пусть послужат причины, побудившие нас распространять «Основной закон Российской империи» веским предостережением к его применению во всех подробностях».

 

Примечание 2012 года к подразделу:

История Московского союза рабочих печатного дела изложена в моей статье "Гнездо саботажников".

*     *     *

Коса на камень

Этот раздел я завершу малоизвестной историей возникновения самого молодого и самого агрессивного из существовавших в старой России профсоюзов. Дабы продемонстрировать читателю, что такое был – РАССЕРЖЕННЫЙ организованный пролетарий.

В августе 1904 года ленинцы во главе с А.Стопани, захватившие Бакинский комитет РСДРП (БК), рассорились с эсдеками правых взглядов, братьями Львом и Ильёй Шендриковыми, и выгнали их из организации. Случай рядовой, история партии ими полна. Обычно такие исключения заканчивались либо отходом обиженных от с.-д. движения, либо раздуванием скандала вплоть до высших партийных органов, с бесконечными потоками взаимных кляуз и доносов.

Но в этот раз получилось немного иначе. Шендриковы выступали за широкое объединение рабочих на почве экономических требований (с чем не соглашались большевики), и после исключения стали доказывать свою правоту не только ябедами в ЦК и Совет партии. Вместе с 6-ю единомышленниками братья создали Организацию Балаханских и Биби-Эйбатских рабочих РСДРП[52](настолько открытую и свободную, что большевики считали её непартийной) и занялись вещами, понятными каждому пролетарию: выбиванием у хозяев новых расценок, лишних вёдер мазута для отопления, защитой уволенных и прочим. В считанные месяцы Организация выросла до 2-4 тысяч членов и полностью вытеснила большевиков с промыслов.

Бакинскому комитету, в подчинении которого было лишь 200-300 человек – интеллигентов и городских рабочих, оставалось только в бессильной злости брызгать чернилами, крича о дезорганизации рабочего движения и призывая на головы изменников кары небесные.

Сговор

В конце осенней навигации 1904 года бакинские нефтепромышленники были озабочены поддержанием высоких цен на нефть. Чтобы взбудоражить рынок, одни из них принялись консервировать буровые, а другие – связались с БК и, пообещав 50 тысяч рублей и месячное содержание рабочим, предложили организовать… экономическую стачку. В рабочих кругах и так давно шло брожение, и шендриковцы ещё с октября готовили забастовку, вербуя сторонников на шумных собраниях иногда прямо на глазах у промысловой администрации[53].

Поэтому Стопани и К^О решили провести дело следующим образом[54].

• Деньги на проведение стачки взять.
• Шендриковцев ПОСТАВИТЬ ПОД свой КОНТРОЛЬ, благо Совет РСДРП признал их Организацию партийной, а значит, формально она должна подчиняться БК – высшему в Баку органу партии.
• Используя Организацию, провести мирную стачку с ПОЛИТИЧЕСКИМИ лозунгами где-то в конце зимы (а не в декабре, чего желали и рабочие, и хозяева). Чтобы все знали, какие эсдеки в Баку грозные и независимые.

Однако план провалился. Братья ведь тоже были не лыком шиты: инициативу из рук не выпускали, тактику стачки и дату её начала избрали сами, причём думали вовсе не о политике, а о… ЗАХВАТЕ Баку[55]. Вот и пошли события по сценарию иному, нежели ожидали большевики.

Полезная стачка

13 декабря часть нефтепромысловых рабочих забастовала и поначалу была настроена мирно. Хозяева не препятствовали. Директор Товарищества братьев Нобель господин Хагелин телеграфировал в бакинскую контору: «спокойная забастовка полезна для цен. Поэтому избегайте всякого насилия». Так же – избегать насилия – были поначалу настроены и большевики.

Но боевые листовки и выступления шендриковцев разогрели людей настолько, что те вскоре приступили к насильственным снятиям с работ товарищей на ещё действовавших вышках и предприятиях. В ряде мест начались избиения и убийства штрейкбрехеров, драки переходили в форменные побоища. Стачечники обрезАли телефонные и телеграфные провода, громили заводские и конторские помещения и даже напали на пассажирский поезд. Схватки рабочих с полицией и введёнными в город войсками совсем парализовали деловую жизнь.

Наконец, после неудовлетворительного ответа на требования совсем уже сорвавшиеся с петель пролетарии начали жечь нефтепромыслы.

Лейтмотивом трёхнедельной Бакинской стачки стало НАСИЛИЕ[56].

Общий ущерб был огромен: разгромленное (помещения контор и мастерских) и сожжённое имущество (125 нефтевышек) оценивалось в полтора миллиона рублей золотом. Месячная добыча нефти упала на 37 миллионов пудов, что равнялось ещё 5,5 миллионам рублей. Цены на нефть выросли на 10-15%. Биржевые комитеты слали панические телеграммы к правительству с просьбами срочно уладить конфликт. Министр финансов В.Коковцов убеждал Председателя Комитета министров, что «дальнейшее промедление в скорейшем восстановлении порядка грозит чрезвычайным ущербом для русской промышленности». Боясь потерять всё, потрясенные нефтепромышленники пошли на условия рабочих…

Так Шендриковы завоевали Баку. Полезная оказалась для них акция.

Не обогнать, так оболгать

Стопани и К^О ужасно хотели перехватить у шендриковцев инициативу в стачке. 14 декабря они прокламацией призвали рабочих выйти на антивоенные шествия и требовать установления демократической республики. Но рабочие были заняты обсуждением своих экономических нужд и на листовку внимания не обратили.

15-го большевики издали требования стачки, разработанные межпартийным стачкомом – под шапкой Кавказского комитета РСДРП. На 19-е опять назначили политическую демонстрацию[57], для чего призвали рабочих прийти «на Парапет». Но Организация проводила в этот день массовки на промыслах, а персы и тюрки колотили вышедших на работу товарищей армян, и из 40-50 тысяч бастующих на Парапет явились лишь 2-3 тысячи.

Но БК снова и снова пытался возглавить движение. 27 декабря, посчитав, что достигнутые 25-го числа на переговорах с нефтепромышленниками успехи достаточны, он выпустил листовку, в которой заявлял: «Наш окончательный минимум требований […] нефтепромышленниками удовлетворён, рассчитывать на удовлетворение большего […] не было надежды; отложим полное удовлетворение наших требований до другого времени, более удобного. Теперь же, объявляя стачку законченной, приглашаем всех товарищей рабочих приступить с 28 декабря к работе».

Однако шендриковцы, недовольные недостаточными уступками промышленников и опасностью возобновления работ, были увлечены поджогами вышек[58]. Стачка кончилась лишь после новых уступок стачкому, сделанных 30 декабря.

В итоге денег от хозяев БК не получил[59]. Зато Организация после победы взяла в Совете съезда нефтепромышленников 10-тысячную контрибуцию.

Столь бурный и неоспоримый успех тактики Шендриковых повлёк за собой два противоречивых следствия:

• бакинские большевики сделались их лютыми врагами,
• а большевистский Оргкомитет Третьего съезда РСДРП пригласил их к участию в съезде.

В заседаниях съезда делегаты БК представили Организацию как зубатовскую авантюру, а Шендриковых – как вымогателей[60] и дезорганизаторов рабочего движения. Никто им не возражал: шендриковцы насчёт Ленина иллюзий не питали и на съезд не приехали.

Как заключали «договор»

Сколько-нибудь подробного и связного описания обстоятельств и хода переговоров я не нашел. А жаль. Ведь они велись между легальным органом с одной стороны, и нелегальным, к тому же ещё и расколовшимся, органом с другой. Вот как удалось реконструировать события.

Представительные органы сторон возникли почти одновременно. Федеративный Стачечный комитет был образован 13 декабря. В него вошли делегаты от комитетов разных партий: 3 большевика, 3 пробольшевистски настроенных гнчакиста, 2 дрошакиста, 3 шендриковца. Как видим, последние оказались в меньшинстве, хотя прямая связь с промыслами была только у них. Дашнаков в стачком не пустили, и те, обиженные, неоднократно пытались сорвать стачку.

На другой день постоянный Совет съезда нефтепромышленников созвал общее собрание предпринимателей, которое выделило для улаживания конфликта с рабочими специальную Комиссию из 15-ти человек, во главе с капиталистом П.О.Гукасовым. Таким образом, стачком был самопровозглашённым, а комиссия хозяев – выборной.

Предметом переговоров являлись требования, костяк которых возник ещё в начале месяца в листовке шендриковской Организации. На первом же, затянувшемся за полночь, заседании стачком добавил список политическими требованиями (вроде объявления 1 мая нерабочим днем и т.п.). Итоговая их сводка, из 34-х пунктов, была отпечатана в типографии БК, распространена и 15 декабря утверждена 15-тысячным митингом бастующих в Сабунчах. Она же, видимо, рассматривалась комиссией в качестве официального документа бастующих.

Оба органа разместились в Балаханах, как того потребовал стачком – но заседали раздельно: комиссия находилась в управлении АО «Электросила», стачком – на промысле Шибаева.

Хозяйская комиссия вынуждена была дожидаться утверждения своих решений общим собранием промышленников. Поэтому согласованные ею со стачкомом 21 декабря новые условия для рабочих хозяева развесили на промыслах лишь в ночь на 23-е число. И НЕ УСПЕЛИ дать разъяснения на вопросы, возникшие у рабочих по тексту. Из-за этого недоразумения они поплатились болезненным обострением стачки.

У стачкома были свои тараканы. Всю работу он строил по бюрократическим канонам революционеров-комитетчиков: требования официально передал в комиссию только 18-го числа; претендуя на безусловное руководство забастовкой, спорные вопросы отказался выносить на общие митинги. В результате, когда 25 числа без согласования с рабочими стачком согласился на новые уступки хозяев, шендриковцы из него, стачкома, вышли. Продолжая стачку, – тогда то и начались поджоги – Организация через пристава Балаханского (?) района предложила Совету съезда нефтепромышленников возобновить переговоры напрямую. В итоге к 30 декабря Комиссия договорилась с шендриковцами и подписала ещё один, самый радикальный вариант условий. Напуганный стачком 30-го спешно направил в Комиссию нескольких «выборных от бастующих», которые также согласились с условиями.

Мазутная конституция

1 января 1905 года на Бакинских промыслах появилось «Объявление», содержавшее перечень новых условий работы. Рабочим гарантировались:

• оплата половины заработка за дни стачки,
• 9-часовой, а для некоторых профессий – 8-часовой рабочий день[61],
• выходные по воскресеньям,
• отмена систематических сверхурочных работ,
• минимальный гарантированный заработок,
• общее повышение расценок на 5-25%,
• 100-процентная оплата простоев по вине администрации,
• выплата денег дважды в месяц,
• оплата квартирных и банных расходов,
• пособие (50% заработка) и квартирные в случае болезни до 1,5 месяцев,
• лечение за счёт хозяина,
• бесплатная выдача мазута и керосина,
• наём не через подрядчиков, а артелями,
• отмена обысков в конце смены,
• вежливое обращение и т.д.

Эту бумажку, содержавшую такие уступки хозяев, о которых ещё месяц назад нельзя было и мечтать, рабочие гордо прозвали Мазутной конституцией[62].

Напоследок можно сказать, что шендриковцы вскоре превратили свою Организацию в Союз бакинских рабочих, равного которому по силе в Баку не было. А Мазутная конституция через год была расширена.

Договор ли?

Последний вопрос, который не может не возникнуть у интересующегося бакинскими событиями декабря 1904 года: была ли Мазутная конституция коллективным договором?

Дело в том, что под договором принято ставить подписи обеим сторонам, его заключавшим. Однако под вариантом условий, обнародованным к 23-му декабря, вообще не было подписей. Под условиями, появившимися на промыслах 25-го (?) числа, стояли подписи хозяев (на каждом промысле – подпись соответствующего хозяина), но не было подписей представителей рабочих. Также не было их под «Объявлением» от 1 января. Конечно, основой последнего и предыдущих вариантов условий были какие-то документы Комиссии нефтепромышленников. Однако и их нельзя считать договором в строгом смысле этого слова: решения Комиссии носили не окончательный, а предварительный характер и утверждались общим собранием промышленников.

Насколько мне известно, принятый 1 января 1905 года в Баку документ договором никто не считал. Пока в 1934 году у бакинских товарищей не возникла идея приписать товарищу Сталину (в связи с его 55-летием) руководство декабрьской Бакинской стачкой (в связи с её 30-летием). А для того, чтобы придать последней эпохальное значение, документ от 1 января 1905 года объявили «первым колдоговором в царской России» (М.Б.Касумов).

В последующие десятилетия историки то отказывались подтверждать сие мнение, то возвращались к нему[63]. При этом прав не был никто. Первые колдоговоры появились в России ещё в 19 веке (смотрите раздел «Всем миром»).

*     *     *

Resume: Что такое касса, общество и профсоюз

Описанные в данном разделе профессиональные общества по ЗАЯВЛЕННЫМ или РЕАЛЬНО ИСПОЛНЯЕМЫМ ими функциям (а не по их самоназваниям) можно разделить на три вида:

Касса взаимопомощи (КВП) – объединение наёмных работников и иногда работодателей, собирающее взносы с членов и выдающее членам-работникам страховые пособия (по болезни, старости, по безработице, пострадавшим за участие в стачке и по другим мотивам).

Общество взаимопомощи (ОВП) – объединение наёмных работников и иногда работодателей, в дополнение к функциям КВП занятое вопросами ремесла (профессиональное обучение), образования (лекции, курсы), отдыха (клуб, чайная, экскурсии) и потребления (лавка).

Профессиональный союз – объединение наёмных работников и иногда работодателей, в дополнение ко всем или некоторым функциям ОВП посредничающее в отношениях работников с работодателем, для чего выступает перед ним с ходатайствами (прошениями, требованиями), организует биржу труда, ведёт с работодателем переговоры, заключает соглашения, возглавляет или/и улаживает конфликты.

Первые КВП, прямо не связанные с цеховым устройством[64], начали возникать в России со 2-го десятилетия 19 века, ОВП – начиная с 1840-х и, наконец, профсоюзы (а также общероссийские объединения ОВП) – с 1890-х годов. При этом движение распадалось на два крыла: легальное и подпольное.

Легальные организации, которых я насчитываю поименно до 500[65], с общим числом членов в 80-90 тысяч человек, действовали на основе гражданского/полицейского права. Некоторые из них имели капиталы в сотни тысяч рублей и, конечно, предпочитали не вступать в конфликты с работодателями и властями. Огромной заслугой даже самых умеренных из них является то, что они долгие годы обучали своих членов элементарной дисциплине, пониманию значения взаимопомощи и солидарности, навыкам самоуправления. В ходе Революции 1905 года десятки касс и обществ взаимопомощи были преобразованы в профсоюзы или слились с ними (в Революцию 1917 года таких примеров уже были сотни). Рождённые этим путём профсоюзы отличались от возникших напустом месте собратьев устойчивостью и долговечностью. Особенно впечатляющие примеры этого дали учителя, приказчики, печатники и официанты.

Подпольных (неофициальных) организаций мне известно около 50-ти (в том числе до 20 профсоюзов), с максимальным количеством в 6-8 тысяч членов. Лидерами таких обществ чаще всего были представители революционных партий (в основном РСДРП), хотя влияние партий на рядовых участников обществ было сильно ограничено. Создавались они в первую очередь для организации стачек и, вне зависимости от исхода последних, быстро распадались. Тем не менее, и здесь были примеры успешного развития профсоюза до и после его легализации.

В раннесоветский период оказалось, что именно профессии, в которых дореволюционное движение взаимопомощи достигло наибольших успехов, – именно эти профессии стали самыми стойкими носителями идей независимости и внепартийности профсоюзов.

Подытоживая, должен отметить, что обзор обществ трёх перечисленных, родственных друг другу, видов будет неполон без так называемых зубатовских организаций, также оказавших серьёзное влияние на российское профдвижение. Однако наши историки, знакомые с теорией и практикой последнего по курсу истории КПСС, совсем забыли, что зубатовские организации – настоящие профсоюзы. Им я и посвящаю весь следующий раздел.