Когда-то всероссийский староста Михайла Иваныч Калинин, будучи на Урале и выступая на Златоустовском заводе, обещал, что «ни один атом работы в интересах пролетариата не пропадёт втуне истории»[1]. Неграмотно, а – верно сказано. Втуне истории вообще ничего не пропадает. Что же касается нашего знания собственного прошлого, то здесь мы проглядели не атомы, а целые миры.

Так, редкий профсоюзник не подтвердит, что рабочее движение в России возрождается только в последние годы. На пустом месте. Без предыстории, без традиций, без героев. И припомнит, насколько неожиданно для всех в 1989-м году начались шахтёрские забастовки. Как будто из-под земли вдруг фонтан забил!

Но в том и дело, что рабочее сопротивление в советскую эпоху не прекращалось. Загнанный прессом режима в подземные русла, этот поток грохотал не уставая. Мы не обращали на него внимания, потому что, как все верили, у нас его быть не может.

Однако, стоит присмотреться к тому времени, и выплывет не только расстрел рабочей демонстрации в Новочеркасске в 1962-м. Однажды вечером на автобусной остановке добавил я на сигареты подвыпившему гражданину. Разговорились. Он оказался рабочим ленинградского завода «Ленинец», свидетелем забастовки 1979-го года.

Другой пример. Воркутинский шахтёр Вячеслав Тукан рассказывал о трёхдневной забастовке его бригады в 1982 году (он, бригадир, стачку и организовал). Но, добавлял он, мы искренне считали, что не бастуем, а ожидаем разрешения наших требований.

А то ещё занятней. Беседую с редактором профсоюзного журнала. Смеётся: «да что Вы, никакого советского рабочего движения не было!» – и тут же делится воспоминаниями о котлетной стачке на Сибсельмаше в 1961-м.

Вот так, с миру по нитке, набралось бы на целую рубашку. Но соткать и сшить её – этот труд ещё впереди.

Начиная с хрущёвских времен за стачку редко карали сурово. Большинство тех, кто тогда бастовал и воду мутил, живы-здоровы. Более того, часть их ныне – профсоюзные лидеры и активисты. Говорю не для красного словца: только в Питере я знаю пятерых таких. Они могли бы порассказать немало интересного. Но их не спрашивают. Поэтому они о борьбе советских рабочих молчат. А мы почти ничего не знаём.

То есть, знаём не больше, чем о русских легальных союзах трудящихся прошлого века. Здесь я подхожу к теме моей книжки.

Историческая наука признаёт, что целые эпохи отделяют зрелое профдвижение от архаичных форм ремесленных и ранних рабочих обществ. Эта истина представляется верной для всех стран и народов. Но не для России! Если не верите, полистайте фундаментальный 7-томный советский труд под названием «Международное рабочее движение». И вот что Вы там найдёте.

Во Франции или Германии профессиональное движение складывалось столетиями[2]. А в России, видите ли, возникло едва ли не сразу в 1905 году, причём как лавинообразное явление. На выработку оптимальных профсоюзных форм у рабочих Англии и США ушли поколения самостоятельного творчества и борьбы. В России на то же якобы потребовались всего несколько лет крупных стачек, и зачавшие от святого духа марксистской пропаганды массы разродились Революцией[3]. Что уж говорить! Даже в застрявшем в средневековье Китае профессиональные ассоциации существовали с середины прошлого века[4]. И лишь-де в России, под мертвящим гнетом самодержавия, трудящиеся вплоть до Кровавого воскресенья 9 января 1905 года не имели возможности объединяться и приобрести навыки самоорганизации и дисциплины[5]. Но в считанные месяцы после того, пчёлками потянувшись в профсоюзные ульи, всему научились и во всём преуспели[6]. Вот такие чудеса.

Вслед за советскими так до сих пор считает немало российских и зарубежных специалистов. Надеюсь, однако, что вдумчивый читатель сим вздором не удовлетворится и прочтёт книжку, которую держит в руках.

Ибо в ней утверждается, что в России как до 1905 года, так и много ранее:

• уже накапливался опыт рабочего самоуправления,
• рабочие и служащие (крепостные и вольнонаёмные) имели возможность открыто организоваться,
• их общества вели переговоры с работодателями,
• заключали коллективные договора,
• устраивали забастовки,
• действовали легально,

– то есть, профессиональное движение существовало в самых разных формах.

Каковы были эти формы? Приведу перечень профессиональных обществ/союзов и институтов, о которых будет рассказано в книге.

•  Дружина, затем наёмная артель;
•  Братия, позднее цех (ремесленное собрание, хевра);
•  Касса взаимопомощи (больничная, похоронная, ссудо-сберегательная, стачечная и т.п.);
•  Общество взаимопомощи;
•  Профессиональный союз;
•  Фабрично-заводской старостат;
•  Горнозаводское товарищество;
•  Артель производительная, потребительная (современный кооператив)[7].

Не правда ли, в глазах рябит от пестроты? Ничего особенного. Раннее английское рабочее движение, например, также«представляет взору наблюдателя огромное разнообразие форм организации и методов борьбы, настоящий калейдоскоп сменяющих друг друга организаций»[8]. Так было повсюду, так было и у нас.

Предвижу возражение, что артель – это кооператив, а касса и общество взаимопомощи – страховые организации. Какое отношение, спросит читатель, они имеют к профессиональному движению, то есть к деятельности профсоюзов?

Но понятие профессиональное движение применимо к деятельности не только профсоюзов.

Инициатива создания первых неполитических союзов исходила от третьего сословия – как в Европе, так и в России. В первом случае это были цеха/гильдии, во втором – похожие на них дружины и братии. Созданные для поддержки ремесла в условиях полунатурального хозяйства, эти союзы регламентировали многие стороны жизни своих членов. С утверждением капиталистических отношений на смену цехам пришли новые, специализированные организации: страховые, кооперативные, профсоюзные, просветительские, юридические, издательские. В 18-19 веках все эти и другие виды объединений назывались ассоциациями[9], все же неполитические ассоциации, созданные представителями отдельных профессий/ремесел или для них, назывались профессиональными. Соответственно, под профессиональным движением понимались любые общественные (не политические) инициативы в среде отдельных ремесел и профессий. В отличие от ассоциаций внесословных (скажем, общество потребителей города N-ска) или политических (партия), большинство профессиональных ассоциаций впоследствии развились в современные профсоюзы, либо были ими поглощены или подчинены, либо (как в случае с производственными артелями) стали для профсоюзников идеалом общественного устройства будущего.

В отечественной истории подобных примеров можно отыскать множество. Так, петербургская группа медиков издавала журнал «Фельдшер» с целью создать вокруг него фельдшерские общества взаимопомощи. Окрепнув, эти общества были преобразованы в профсоюзное объединение. Сморгонский цех/хевра кожевников-евреев с годами превратился в профсоюз. Московская касса взаимопомощи фармацевтов постепенно выросла в Российское фармацевтическое общество, ставшее в 1905 году профсоюзом. Аналогичную судьбу имели кассы и общества взаимопомощи приказчиков, учителей, служащих, печатников; научные общества врачей, инженеров и техников; горнозаводские товарищества у металлургов. У грузчиков и строителей наёмные артели вошли в профсоюзы в качестве низовых ячеек. Советы старост у машиностроителей и химиков были реформированы в фабрично-заводские комитеты, ставшие затем низовыми профсоюзными органами.

Все они, органично влившись в наши профсоюзы, придали им неповторимый колорит, сделали их уникальным явлением в мировом профдвижении. Надеюсь, что моя книжка поможет достойной оценке российскими профсоюзниками деяний и заслуг их предшественников. Ведь многое из наследия ранних профессиональных обществ они сохранили и развили, сами того не осознавая.

Теперь поясню, как расположен материал в книжке.

Вся работа разбита на разделы, посвящённые отдельным видам профессиональных обществ. Разделы, в свою очередь, состоят из небольших главок, которые, помня завет Михайлы Калинина, я назвал атомами. Они действительно оправдывают это название. Так, некоторые из них посвящены незначительным, даже микроскопическим, но показательным эпизодам и примерам. Потому что – как приятно увидеть большое в малом! С помощью других атомов я пытаюсь высветить какую-то характерную черту: времени, движения, умонастроений. В них аромат прошлого. В третьих атомах – не отказываю себе в удовольствии взглянуть на события глазами профсоюзника (тут сказались мои профессиональные пристрастия). Это я проделал, в частности, с главой, посвященной так называемой зубатовщине.

В итоге, каюсь перед читателем, – получается некоторая мозаичность изложения, мерно следовать за текстом не всегда легко. Но я стремился, во-первых, дать обширную сводку фактических данных, способную убедить читателя, что мои обобщения и заявления не голословны. Во-вторых, надеялся избежать сухости и тяжеловесности. Впрочем, вполне избавиться от наукообразия я не смог.

Меня заботил не столько академический инструментарий, сколько простая достоверность передачи того или иного события. В моей, конечно, интерпретации. Ссылки при атомах – для фомы-неверующего: пусть найдёт источник, которым пользовался я. И попьёт сам. Язвительные замечания по адресу разных историков – вовсе не от моего плохого к ним отношения. Первоначальный вариант книжки был свободен от шпилек и выглядел… слишком пресно. Чтобы внести в повествование какую-то интригу, я был вынужден найти дядек для битья. А так – ответственно заявляю, что против упомянутых дядек ничего не имею.

И последнее. В моём распоряжении оказалось не слишком много материала: я проработал лишь десятую часть имеющейся на сей счёт литературы, почти не привлекал периодику и совсем не добрался до архивов. Тем не менее, не нужно особой фантазии, чтобы разглядеть в нижеизложенном общую панораму того, чего, по общему мнению, не было – российского дореволюционного профдвижения.

---