Уникальное свидетельство об итальянской забастовке в 1944 году на Уральском Кировском заводе в Челябинске

Эшелон, подготовленный для эвакуации командированных в Челябинск московских рабочих 1-го Государственного подшипникового завода, где работала в ОТК моя мать, Крюкова Варвара Николаевна, задерживался с отправлением, которое состоялось 2 декабря 1941 года. А уже 6 декабря, не доезжая города Казани, на остановке к нам в теплушки попросились по 3-5 красноармейцев, ехавших на формирование в Казань. Они сообщили о разгроме немцев под Москвой. Мы торжествовали, но не верили, пока нам не подарили газету с сообщением о контрнаступлении Красной армии.

В Челябинске нас поместили в спортзал в школе на улице Красной. Позднее стали прибывать бледные, изможденные ленинградцы из блокады. Некоторые подростки не могли передвигаться самостоятельно, их носили на руках родители. Из школы (эвакопункта) нас размещали «на подселение» в дома ближе к Тракторному заводу (ЧТЗ), который освоил выпуск танков и стал называться «Уральский Кировский завод».

После довоенных 7 классов, доучиться в средней дневной школе мне не пришлось: в школах были госпитали. В феврале 1942 года, 15-ти лет я был принят на завод, в цех 200, участок 205, учеником токаря-калибровщика (точная, чистовая нарезка в масле резьбы на шпильках танкового двигателя). Моим наставником стал калибровщик из Харькова тов. Будник. Через две недели он стал доверять мне свой прекрасный универсальный станок «Кергер-Берлин», купленный в Германии в 1940 году, так как я быстро освоил эти несколько операций. Но сначала меня поставили на станок первых пятилеток ДИП-200 (сокращение означало «Догнать и перегнать!»). ДИПы сильно уступали «Кергер-Берлинам», которых на участке было всего пять. Примерно через полгода мне доверили один из них.

Рабочая смена на заводе продолжалась 12 часов. Особенно длинными были рабочие дни при пересменках (переход через неделю с дневной смены на ночную), когда приходилось работать по 18 часов.

Некоторые технологи-специалисты были на казарменном положении – в красном уголке поставили 2-х ярусные кровати – здесь иногда ночевали.

Летом 1943 года в Челябинске формировались большие танковые подразделения, и у рабочих временно была сокращена норма выдачи хлеба (вместо 800 граммов стало 700 граммов). Но этого было достаточно, чтобы при интенсивной работе, напоминающей спортивную аэробику, у меня началась дистрофия. А об обедах в заводской столовой говорили: «щи – только ложки полощи».

Бытовые условия были ужасающие: ни дров, ни топлива. За пять лет работы «на масле» мне выдали две спецодежды и 2 пары парусиновой обуви, причем одну на деревянной основе, которую цеховой шорник, сшивавший приводные ремни станков, за пайку хлеба заменил на боковину автопокрышки.

С благодарностью вспоминаю двух заводских парикмахеров – эвакуированных поляков, которые безотказно стригли нас, грязных и промасленных подростков-рабочих.

С сентября 1943-го, 17-ти лет, был призван Тракторозаводским райвоенкоматом на курсы «спецподразделения снайперов» без отрыва от производства. После ночной смены шли в военкомат или на стрельбище. Ходили повзводно и, обессиленные, дремали при движении в колонне. Занимались вплоть до апреля 1944-го, когда с сокурсником ходили к военкому для отправки на фронт как снайперов. Военком спросил, из какого цеха, посмотрел в свою сводную по заводу тетрадь, где мы не значились (то есть у завода нет претензий), поблагодарил за патриотизм и отказал, так как не было 18-ти лет.

С 1942 по 1946 год нормы выработки и расценки пересматривались 10 раз, и стоимость калибровки одной детали – шпильки снизилась с 23-х до 8,5 копеек, в чем было и мое пассивное участие: нормировщик с секундомером вел хронометраж скрытно за моей спиной и менял нормы. Кадровые калибровщики обижались, так как я им в работе «наступал на пятки». Мне заявили: «Ты, пацан, нормы нам не сбивай. Ты уйдешь, а нам работать». Мне было стыдно за взрослых, торгующихся за зарплату, когда без танков многие тысячи людей гибнут на фронте.

И все-таки в 1944 году кадровые рабочие устроили «итальянскую забастовку», сократив втрое производительность и вместо 350-380 деталей выполняя только довоенную норму, то есть примерно 120 шпилек в смену. В мою смену бастовали: Борисов Алексей (Москва, 1-й ГПЗ), Антонов Иван (Ленинград, Кировский завод), Будник Иван (Харьковский завод № 75), Попов Михаил (ЧТЗ).

Через 2 дня забастовки на сборке танковых двигателей шпилек уже не было… Начальника нашего участка И.З.Конева вызвал «на ковер» начальник завода генерал-майор И.М.Зальцман. Была разборка, страшный скандал, но никого из кадровых не арестовали, а расценки вернули к 10 копейкам за деталь, которые были до последнего понижения.

В мае 1944-го я был отправлен с работы на скорой с приступом аппендицита, причем перед операцией надо было помыться, но вода в ванной была холодной, не было ни мыла, ни мочалки, и вода скатывалась с промасленного тела…

Осенью 1944-го закончил 8-10 классы Школы рабочей молодежи.

Люди безропотно терпели и мирились с лишениями, добиваясь Великой Победы!

В апреле 1946 года был награжден медалью «За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов» (удостоверение Р № 470733).

Записал В. Большаков

Опубликовано: Профсоюзный курьер. - СПб. - 05/06.2003. - № 3(14). - С. 5.