Работа I Всероссийского съезда профессиональных союзов началась в условиях нового всплеска политического противостояния. В первых числах января 1918 года после первого заседания было распущено Учредительное собрание, на которое оппозиция возлагала большие надежды. Этим актом, по существу, как писал Л.Д. Троцкий в своей книге «К истории русской революции», была проведена дополнительная революция, окончательно утвердившая в России государственную власть в форме Советов[1]. Буквально через два дня после этого, 7 января, в столице в здании Николаевского кавалерийского училища началась работа I Всероссийского съезд профсоюзов, от решения которого зависела судьба профессиональных союзов в новых политических условиях. Процесс организационного оформления профсоюзного движения страны растянулся на долгие годы. Оргкомиссия по подготовке съезда была избрана, напомним, ещё в 1905 году и из её членов на первом съезде присутствовало только четыре человека: В. Гриневич, П. Колокольников, Д. Рязанов, Д. Кольцов.

Несмотря на все трудности, профсоюзы к этому времени уже представляли серьёзную силу, в их рядах состояло свыше 3 млн. членов.

В работе съезда участвовали 416 делегатов с решающими голосами и 75 — с совещательными, представлявших 162 союза с общей численностью 2,5 млн. членов. На съезде было представлено 19 Всероссийских объединений (всего в стране было 28 объединений), 20 областных объединений (всего было 22) и 48 местных советов профсоюзов[2]. В подавляющем большинстве все профсоюзные структуры сложились в первой половине 1917 года. Молодость и неопытность отличали не только само профдвижение страны, но и делегатов профсоюзного съезда. Каждый второй из них был моложе 30 лет, около 2/3 делегатов имели стаж пребывания в рядах союзов менее 1 года, 72%—с низким уровнем образования или являлись самоучками[3].

Работа съезда проходила в условиях острого политического соперничества. Расстановка сил на съезде в значительной степени отражала уровень влияния партий на профсоюзы к началу 1918 года. Правда, надо иметь в виду тот факт, что на съезде были представлены далеко не все профобъединения страны. По различным причинам в его работе не смогли принять // (с. 59) участие представители крупных всероссийских объединений: железнодорожников, учителей, работников связи, врачей, финансово-банковских служащих и других, в которых правые эсеры и меньшевики занимали ведущие позиции[4].

Согласно анкетному обследованию, проведённому среди делегатов съезда (заполнило 402 из 416 человек), делегатов-большевиков было 217 человек (54%), меньшевиков — 88 (22%)[5], беспартийных — 48 (12%), левых эсеров — 27 (6,5%), анархистов — 4 (1%)[6].

На съезде сформировалось два политических блока. Левый блок включал большевиков, левых эсеров, эсеров-максималистов и анархо-синдикалистов — всего 254 человека. Часто по важным вопросам левые вырабатывали общую позицию и, опираясь на подавляющее большинство, без труда проводили свои решения. Если же предварительного единства достичь не удавалось, то фракции выступали на съезде самостоятельно.

Правый блок включал делегатов трёх партий: РСДРП меньшевиков, объединённых социал-демократов-интернационалистов и правых социалистов-революционеров. Для этой группы была характерна большая сплоченность, хотя при глубоком анализе хода дебатов на съезде просматривается различие позиций между партиями даже внутри партийных групп.

В повестке дня съезда значилось 11 вопросов, но реально обсуждалось 8 проблем, по которым были приняты соответствующие резолюции. Основная борьба на съезде развернулась вокруг центрального вопроса — «О задачах профессионального движения». На первый взгляд может показаться, что спор вёлся между двумя непримиримыми лагерями: сторонниками огосударствления профсоюзов и ярыми приверженцами независимости профессионального движения. Однако в действительности всё обстояло значительно сложнее. Разброс мнений был чрезвычайно широк, позиции даже стратегических союзников по многим вопросам подчас не совпадали, что предопределило накал политических страстей и вытекающую из этого нетерпимость к инакомыслию.

Кульминационными на съезде стали заседания 9 и 10 января, когда обсуждался важнейший вопрос: по какому пути пойдёт развитие профсоюзов. С основным докладом от фракции большевиков выступил член ЦК РСДРП(б) Г.Е. Зиновьев. В ходе продолжительных прений, в которых участвовали представители всех политических партий, выявился широкий спектр мнений и идей о роли профсоюзов в новых условиях.

Место на крайнем левом фланге занимали анархо-синдикалисты и примыкавшие к ним эсеры-максималисты, для которых социалистическое общество виделось основанным на следующих принципах: рабочий класс должен одновременно овладеть производством и растворить государственную власть, каждый профсоюз обязан овладеть соответствующими его профессиям средствами производства.

// (с. 60) Как это не покажется странным, непростое испытание выпало на долю большевиков. Накануне открытия съезда в течение трёх дней происходили многочасовые фракционные заседания, на которых велись острейшие споры по вопросам выработки партийной платформы. Объяснялось это тем, что к моменту открытия съезда позиция партии в отношении профессиональных союзов всё ещё не была вполне определена. Во всяком случае ни в одном документе РСДРП(б) нельзя найти чёткого ответа на вопрос: какова должна быть судьба профсоюзов в новых исторических условиях? Среди большевиков можно было встретить самые полярные позиции по решению данной проблемы, начиная с обоснования необходимости сохранения на переходный период самостоятельности классовых организаций пролетариата и заканчивая настоятельными требованиями распустить их в силу полной ненужности.

ЦК большевистской партии, её лидеры Ленин, Зиновьев и другие в это время стояли на радикальных позициях, предлагали быстрыми темпами осуществить огосударствление союзов, последним сосредоточиться на организации хозяйственной жизни страны, членство в союзах сделать обязательным для всех работающих и т[ому] п[одобное]. Логика такого подхода была до предела проста: профсоюзы не могут вести борьбу со своей собственной пролетарской властью.

Кроме того, Советская власть остро нуждалась в кадровом и организационном ресурсе. Осуществление политики государственной власти через профсоюзы должно было расширять и цементировать социальную базу осуществлённой революции.

Однако многие большевики-активисты профдвижения выступали на заседаниях фракции с резкими возражениями против такого крутого излома в судьбе профсоюзов. 8 января на собрании фракции при голосовании первого варианта резолюции Г. Зиновьева «О задачах профессионального движения», которая основывалась на известной позиции ЦК РСДРП(б), его поддержало 108 членов партии, 48 человек высказалось против и 12 воздержалось[7].

Умеренные большевики, а в их число входили председатель Московского совета профсоюзов М.П. Томский, председатель Петроградского совета профсоюзов Д.Б. Рязанов, и после этого поражения не прекратили борьбу. М. Томскому удалось встретиться с В.И. Лениным, обстоятельно обсудить проблемы огосударствления союзов, после чего лидер партии согласился на компромисс. Решено было переработать резолюцию Г. Зиновьева: сохраняя в ней направленность на огосударствление союзов, отказаться от немедленного их юридического оформления в органы государственной власти[8]. В остальном же (изменение направленности работы профсоюзов, отказ от выполнения защитных функций, синдикализм и т[ак] д[алее]) положения резолюции оставались неизменными. Следовательно, в основе // (с. 61) профсоюзной политики большевиков в начале 1918 года лежало стремление соединить новый тип государства с синдикализмом. Однако на вопросы, как и в каких формах это должно было происходить, большевики ответа не имели, а больше полагались на решительность действий и конкретную практику.

Весьма своеобразной была позиция левых эсеров. Они не без успеха пытались выступать по отношению к большевикам в качестве критически настроенного союзника, предложили съезду свой вариант резолюции, внесли множество поправок при статейном обсуждении большевистского проекта резолюции, взятого за основу. В отличие от фракции РСДРП(б) левые эсеры выступали за более постепенный переход профсоюзов от «частноправовой» (добровольной, независимой, общественной) к «публично-правовой» (государственной) организации.

В процессе этого перехода (огосударствления), считали левые эсеры, профсоюзы должны были слиться с Советами рабочих и крестьянских депутатов, полностью им подчиниться.

Однако все разногласия между левыми эсерами и большевиками носили частный характер, существенных различий не было.

Таким образом, на I Всероссийском съезде профсоюзов левый блок не являлся однородной и монолитной массой, между партиями, в него входившими, и даже внутри них велась напряжённая борьба за утверждение своих представлений о путях развития профдвижения страны. Вместе с тем ясно прослеживалось и то общее, что ставило партии левого блока по одну сторону баррикад — это, прежде всего, революционное нетерпение и увлечённость синдикалистскими идеями.

Сплачивало левые силы на съезде то обстоятельство, что им противостояла оппозиционная группировка правосоциалистических партий, весьма аргументировано защищавших свое видение перспектив профсоюзного движения. Этот блок также не отличался единомыслием, он объединял партии, которые по-разному трактовали многие общие и тем более частные вопросы теории и практики профдвижения. Но наряду с этим, их роднило стремление не допустить крутого излома в судьбе профсоюзов, эволюционистский подход.

Наиболее центристскую точку зрения на съезде отстаивал секретарь ВЦСПС С.А. Лозовский, который выступал не от фракции, а персонально, но вместе с тем выражал не только свою собственную позицию, но и взгляды определённой группы делегатов.

Буквально за неделю до начала работы I съезда профсоюзов лидер революции В.И. Ленин собственноручно написал проект резолюции ЦК РСДРП(б) об исключении С.А. Лозовского из рядов партии большевиков. Причиной принятия такого сурового по тем временам решения послужили две публикации секретаря ВЦСПС, в которых содержалось его особое // (с. 62) мнение по проблемам профсоюзной политики, резко расходившееся с взглядами членов ЦК партии. В этих статьях С.А. Лозовский, не исключая тесного контакта и сотрудничества профсоюзов с органами власти, критически высказался о намерениях СНК[9] «превратить профсоюзы и фабзавкомы[10] в органы государственной власти, забывая, что профсоюзы могли бы взять такую роль только в случае непосредственного перехода к социализации производства и обмена»[11]. Обосновывая свою позицию, Лозовский также писал: «Рабочая масса может предъявлять к государству невыполнимые требования, и в этом случае профсоюз не сможет выступить как представитель рабочих, ибо он будет тем “нанимателем”, которому эти требования предъявляются»[12]. Важнейшим условием жизнедеятельности профсоюзов и после резолюции он, как один из руководителей ВЦСПС считал сохранение за ними независимости и самостоятельности.

Предлагая исключить С.А. Лозовского за эти взгляды и высказывания из РСДРП(б), В.И. Ленин доказывал, что невозможна совместная работ в рядах партии с человеком, который «приносит громадный практический ущерб неотложной задаче организации социалистического производства профсоюзами», «отрицающим долг профсоюзов взять на себя государственные функции»[13] для проведения социалистической переорганизации производства и распределения продуктов в общегосударственном масштабе. Однако и после этого инцидента С. Лозовский продолжал отстаивать свои убеждения. Касаясь отношений союзов и государственных органов в выступлении на профсоюзном съезде, он чётко сформулировал суть своей позиции: «Мы можем идти параллельно, мы можем сотрудничать, но слияние невозможно»[14].

Из уст секретаря ВЦСПС прозвучало ещё одно важное высказывание, на которое стоит обратить особое внимание. Он заявил, что, если будет принято решение об огосударствлении союзов, то «сама жизнь, независимо от нашего желания, создаст организации, которые будут брать на ce6я защиту интересов рабочих против государственных учреждений»[15].

Подобных взглядов придерживалась определённая часть делегатов профсоюзного съезда. Они критически относились к радикализму большевиков и их союзников, но одновременно осуждали правые партии за их нежелание понять и принять суть объективных процессов, которые происходили в стране, рабочем классе и профессиональном движении. Эту группу делегатов с полным правом можно назвать лояльной оппозицией к большинству съезда. Они концентрировались вокруг объединённой социал-демократической партии интернационалистов[16].

Самые правые ряды кресел в актовом зале Николаевского училища занимали представители двух партий — меньшевиков и правых эсеров. За ними, также как и за объединёнными социал-демократами интернационалистами на съезде закрепилось название «независимцы». Но говорить о // (с. 63) полном единстве в лагере правых «независимцев» в вопросах стратегии и тактики развития профсоюзного движения не приходилось. Водораздел между двумя основными группировками в этом лагере проходил не по партийной линии, а в понимании пределов независимости профсоюзов. Большая часть делегатов от правого блока и, прежде всего, делегаты от фракции меньшевиков-интернационалистов группировались вокруг своего лидера Ю. Мартова. Не случайно, что именно он выступал с содокладом по основному вопросу повестки дня съезда от лица всего блока. Суть позиции Мартова и его единомышленников сводилась к тому, чтобы дать теоретическое обоснование принципа независимости профсоюзов. Неизменное следование этому принципу, по мысли содокладчика, объяснялось тем, что в октябре 1917 года в России произошла не социалистическая (к социалистической революции страна попросту была не готова, не было условий для строительства социалистического общества), а второй этап буржуазной революции, поэтому нельзя оставлять рабочий класс без организации, которая призвана защищать его экономические и социальные интересы от посягательств предпринимателей. Отказ от независимости профсоюзов, считал Мартов, самоубийствен для рабочего движения. Но наряду с этим общим положением, свойственным для всего блока правых партий, Мартовым был принят, хотя и не очень решительный, шаг навстречу партиям, стоявшим у власти. Лидер меньшевиков-интернационалистов доказывал, что «задачи профдвижения заключаются в том, чтобы не давать себя на службу власти, как зависимое учреждение, а принять участие во всей хозяйственной жизни постольку, поскольку элементы реализма […] и подсчёт реальных сил позволят профсоюзу, как самостоятельной организации, внести исправление в планы власти»[17]. Несомненно, что такой подход в отношении профсоюзов к органам рабоче-крестьянской власти со всей определённостью можно назвать конструктивной оппозицией.

Воспользоваться, однако, ещё одним шансом, чтобы появилась надежда на диалог партий социалистической ориентации, никто из ведущих политиков не пожелал. Трагичность ситуации заключалась в том, что большевики по-прежнему делили всех участников спора на две категории: своих и чужих, друзей и врагов. И в этом они были не одиноки. Меньшевики-оборонцы и правые эсеры в полной мере следовали этому правилу. От имени «непримиримых» на съезде в прениях по главному вопросу выступил бывший председатель ВЦСПС В. Гриневич. В его чрезвычайно эмоциональном, но по сравнению с речью Ю. Мартова менее аргументированном выступлении содержалось два основополагающих тезиса.

Во-первых, отрекаясь от независимости профсоюзов, превращая их в государственные органы, большевики совершают преступление против рабочего класса, во-вторых, истинные социалисты и после окончания профсоюзного съезда непременно будут бороться против того, чтобы на профдвижение // (с. 64) страны была накинута удавка. Одним словом, в отличие от мартовцев меньшевики-оборонцы и правые эсеры однозначно выбрали свой путь — путь непримиримой оппозиции.

Таким образом, в блоке правых партий на профсоюзном съезде установилось единство, основанное на признании незыблемости принципа независимости и самостоятельности самых массовых пролетарских организаций. Но по тактическим вопросам реализации этого стратегического курса в их среде наблюдались расхождения: одни (объединённые социал-демократы интернационалисты) предлагали вести борьбу с использованием форм и методов, которые характерны для лояльной оппозиции, другие (меньшевики интернационалисты и их сторонники) стремились стать в перспективе конструктивной оппозицией, а третьи (меньшевики-оборонцы и правые эсеры твёрдо следовали заповедям непримиримой оппозиции.

Можно констатировать, что в ходе работы съезда происходило постепенное усиление правой части оппозиции. Об этом свидетельствует такой факт: свой проект резолюции, в котором отсутствовал какой-либо намёк на возможность компромисса, от блока «независимцев» зачитал В. Гриневич — ярый сторонник жёстких мер в борьбе с «социал-синдикалистскими экспериментами» большевиков.

В конечном счёте на голосование по центральному вопросу «О задача профессионального движения» было вынесено три резолюции: от фракции большевиков, от фракции левых эсеров и от группы «независимости профсоюзов». Результаты поимённого голосования оказались следующими. Из 416 делегатов съезда в голосовании участвовали только 328 человек, из которых за первую резолюцию проголосовало 182 делегата, за вторую - 20,                за третью — 84 и 42 делегата от голосования воздержались[18]. При обсуждении поправок все предложения, от кого бы они ни исходили, был отвергнуты большевиками, и, таким образом, основная резолюция съезда была принята в варианте, который радикально менял судьбу профсоюзов. Так, в частности, в резолюции указывалось: «Центр тяжести работы профсоюзов в настоящий момент должен быть перенесён в область организационно-хозяйственную. Профсоюзы как классовые организации пролетариата, построенные по производственному принципу, должны взять на себя главную работу по организации производства и воссозданию подорванных производительных сил страны. Самое энергичное участие во всех центрах, регулирующих производство, организация рабочего контроля, регистрация и распределение рабочей силы, организация обмена между городом и деревней, деятельнейшее участие в демобилизации промышленности, борьба с саботажем, проведение всеобщей трудовой повинности и т[ому] п[одобное] — таковы задачи дня. Особое внимание должно быть посвящено централизации профессионального движения во всероссийском масштабе и организации мощных союзов сельскохозяйственных рабочих»[19].

// (с. 65) В своём докладе на съезде Г. Зиновьев, отвечая на обвинения правых, заявил: «Разумеется, мы также за независимость профдвижения, но от буржуазии. Мы свергли власть буржуазии, и в тот момент, когда рабочий класс вместе с беднейшим крестьянством достиг того, что власть перешла к рабочему классу, когда союзы ваши являются частицей власти, какой нереальный смысл иметь независимость. Она имеет реальный смысл в устах представителей правого крыла: независимость от Советов рабочих и крестьянских делегатов для того, чтобы […] поддерживать саботажников, чтобы поддерживать тех, кто борется против рабочего и крестьянского правительства, для того, чтобы во имя священного права на стачку, на свободу коалиции поддерживать тех, кто устраивает стачку против рабочего класса […] Мы никогда во время революции не выдвигали вопроса о том, чтобы предоставить свободу стачек, свободу саботажа тем господам, которые поддерживают буржуазию»[20]. Конечно, в той обстановке, которая царила на съезде, подавляющее большинство делегатов, охваченное эйфорией революционного радикализма, под аплодисменты приняло слова большевистского лидера.

Такой поворот никак не мог удовлетворить меньшинство съезда, и В. Гриневич зачитал текст декларации правого блока партий, в которой содержался горячий призыв «вести самую энергичную борьбу против грозящего союзам вырождения и за сохранение ими характера классовых боевых объединений пролетариата».

Правда, в заявлении не указывалось, какие методы будут использоваться сторонниками независимости союзов в борьбе за утверждение своей идеологии, но решительный тон его говорил о многом.

В. Гриневичу принадлежат также пророческие слова: «Придёт время,— говорил бывший председатель ВЦСПС, — когда многие из наших товарищей по съезду вспомнят, что то меньшинство, над которым пытаются сейчас издеваться, было право в своих взглядах, высказанных на основании долголетней практики рабочего движения, на основании всего того, что дало международное рабочее движение...»[21].

Единственное, в чём ошибся В. Гриневич — это в определении срока избавления от леворадикальных иллюзий и ошибок.

В острых спорах проходило обсуждение всех остальных вопросов повестки дня первого профсоюзного съезда: о регулировании промышленности, о рабочем контроле, о демобилизации промышленности и безработице, об отношении между профсоюзами и фабзавкомами, об организационном строительстве, об Уставе ВЦСПС. Во всех случаях верх одерживали проекты резолюции большевиков, которые отличались последовательно радикальным содержанием. По предложению большевиков на съезде было принято решение об организационном слиянии ФЗК[22] с профсоюзами и превращении фабзавкомов в низовые профсоюзные организации на предприятиях. // (с. 66) В резолюции подчёркивалось, что «параллельное существование двух форм экономической организации рабочего класса с перекрещивающимися функциями, способствовало лишь затруднить процесс сосредоточения всех сил пролетариата»[23]. Вроде бы верное по существу решение имело определённый подтекст. Дело в том, что традиционно ФЗК избирались всеми трудящимися того или иного предприятия. Поэтому многие делегаты съезда увидели в этом первый шаг к тому, чтобы превратить членство в профсоюзах в обязательную норму.

Таким образом, можно сделать ряд выводов. Во-первых, острота идейно-политической борьбы на I Всероссийском съезде профсоюзов отражала общее состояние противоречий в обществе к началу 1918 года. К сожалению, чрезмерная политизированность, нескрываемое и ничем не сдерживаемое вмешательство партий в дела профсоюзов были характерны для профдвижения и в послеоктябрьский период, а к январю 1918 года достигли своего апогея. Показательно, что о принципе «нейтральности профсоюзов» (т[о] е[сть] их независимости от политических партий) на первом съезде уже никто не вспоминал. А потребность в этом была настоятельная. Многие делегаты и, прежде всего, представители из провинции были поражены яростными межпартийными спорами, плохо понимали их суть, поскольку слабо разбирались в тонкостях теории профдвижения, не прошли ещё школу профсоюзной работы. Один из таких делегатов с болью в сердце был вынужден заявить: «Мы на местах далеки от той фракционной грызни которая здесь происходит. Мы приехали сюда, чтобы выяснить наболевшие вопросы […], дайте разобраться в тех вопросах, которые волнуют провинцию»[24]. Однако мало кто услышал этот крик души.

Во-вторых, большой разброс мнений о путях развития профдвижения страны свидетельствовал о том, что оно находилось только в начале становления, не накопило ещё достаточного опыта конкретной работы и борьбы за интересы рабочего класса, самодеятельного творчества, которые позволили бы в непростой обстановке правильно определить стратегию тактику движения.

Наконец, третий вывод состоит в том, что на профсоюзном съезде возникла возможность создать предпосылки плодотворной работы представителей различных платформ в профдвижении. Для этого требовалась терпимость к своим оппонентам — носителям крайних позиций, и определённый вес центристских сил. Беда состояла в том, что ни одного из условий в наличии не оказалось; не были, к сожалению, они созданы и в ближайшее после съезда непростое для страны время.

Ещё в ходе работы съезда, 11 января, на первом пленарном заседании ВЦСПС нового состава был сформирован его рабочий орган — Исполком из 7 большевиков (Г.Д. Вейнберг, М.П. Владимиров, Г.Е. Зиновьев, И.И. Матрозов, В.И. Озол, Д.Б. Рязанов, В.В. Шмидт); 3 меньшевиков // (с. 67) (И.Г. Волков, И.М. Майский, В.Г. Чиркин) и одного левого эсера (В.М. Левин)[25].

Председателем ВЦСПС был избран один из лидеров большевистской партии, человек далёкий от практики российского профдвижения Г.Е. Зиновьев, а секретарём — рабочий-металлист В.В. Шмидт.

Решения I Всероссийского съезда профсоюзов в основном были поддержаны делегатами проходивших в январе-феврале в Петрограде съездов и конференций многих профобъединений страны: металлистов, текстильщиков, швейников, кожевников, водников и других. На них были созданы всероссийские центры и избраны руководящие органы. Однако это произошло не во всех профсоюзах. Так, на I Всероссийской конференции профсоюза химиков, проходившей в Петрограде с 15 по 19 января 1918 года, из 37 делегатов (представляли 115 662 членов) меньшевиков было 9 человек, представителей других фракций социал-демократии — 6, правый эсер — 1, в то время как большевиков — 7, а союзников последних, левых эсеров, — 4, остальные — беспартийные, которые в основном шли за меньшевиками[26]. Расстановка политических сил на конференции предопределила содержание принятых решений. В основе их лежали идеи независимости и самостоятельности профдвижения. На этой же платформе строили свою работу печатники, часть железнодорожников, бумажники, торгово-промышленные служащие и другие союзы.

Итак, со всей определённостью можно констатировать, что в январе 1918 года на I Всероссийском съезде профсоюзов произошёл радикальный поворот в развитии профдвижения страны, был взят курс на стремительное огосударствление союзов. Вместе с тем необходимо указать на то, что излом происходил в условиях сложного переплетения различных объективных и субъективных факторов, на фоне резкого обострения политического противостояния партий, фракций, течений, которые желали играть в профсоюзах заметную роль. В результате этого поворота ни одна из политических сил не была окончательно повержена, но «мечи были обнажены». Оставалось только ждать, что последует дальше: будут ли они вновь вложены в ножны, возобладает ли здравый смысл у противников или стороны занесут их друг над другом, непримиримость окончательно разведёт социалистов всех мастей по разные стороны баррикад?

Перефразируя известное высказывание В.И. Ленина, можно заключить, что профсоюзы России в январе 1918 года были заражены детской болезнью «левизны». Для того чтобы она не стала хронической, её следовало лечить — планомерно, последовательно, настойчиво. Принимать участие в этом лечении должны были все заинтересованные стороны. Но далеко не все политические силы, которые играли активную роль в профсоюзах, понимали и хотели этого.