Читать Главу II

1. Сползание в кризис (IV пленум ВЦСПС и его последствия)

В то время, когда IX Всесоюзный съезд профессиональных союзов с пафосом извещал трудящихся страны об успешном выполнении производственных планов, когда звучали победные рапорты и торжественные приветствия и поздравления в адрес самой массовой организации трудящихся, более трезвые аналитики, не оторвавшиеся от реалий, увидели серьёзные признаки её кризиса. Об этом потрясающе смело заявлял видный партийный деятель М.Н. Рютин, чьё имя стало символом сопротивления сталинщине. В его работе-платформе «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», написанной в 1932 году, был дан глубокий анализ состояния профдвижения в конце 1-й пятилетки. М.Н. Рютин отмечал, что профсоюзы переживают кризис, который является частью общего кризиса пролетарской диктатуры в условиях установления режима личной власти Сталина. Кризис профсоюзов, – заявил Рютин, – выражается в том, что «профсоюзы из школы коммунизма превратились в школу надувательства масс, в школу самого бесстыдного игнорирования воли и настроений масс, в простой придаток того же партийного и хозяйственного аппарата […] В настоящее время профсоюзы не только не защищают интересы рабочих, но, наоборот, являются послушным орудием в руках Сталина по снижению реальной заработной платы и их материального жизненного уровня». Рютин указывал, что произошло огосударствление профсоюзов, «при этом в самой грубой, карикатурной бюрократической форме». Это свидетельство современника, очевидца тех событий, мужественного и смелого человека, не поставленного на колени, прошедшего не сломленным через кровавый сталинский конвейер. Состояние профсоюзов Рютин и его единомышленники рассматривали в соотношении с глобальным кризисом, охватившим страну вследствие гибельной политики Сталина.

В 1930-е годы в стране сложился тоталитарный режим личной власти Сталина, который увенчал господство командно-административной системы. Государство пролетарской диктатуры фактически перестало существовать, превратившись в государство авторитарной диктатуры. Советская власть существовала лишь номинально. Государство фактически слилось с партией, которая занимала господствующее положение, хотя вся полнота власти находилась в руках её генсека[1]. Государственные органы и общественные организации, в том числе и профсоюзы, находились в бедственном, бесправном положении. Диктатура пролетариата была трансформирована в диктатуру партии, а она в свою очередь – в диктатуру ЦК, а затем – в диктатуру вождя. Профсоюзы оказались послушными винтиками в этом механизме. Этому способствовало грубейшее нарушение профсоюзной демократии, которое происходило при участии высшего партийного руководства.

Оно выразилось в ходе второго разукрупнения, последовавшего после решения IV пленума ВЦСПС 9-го созыва (5-6 сентября 1934 года). Инициатором его выступил Сталин. ЦК партии оказал поддержку ВЦСПС в проведении этого мероприятия.

Основным мотивом разукрупнения, как отмечалось в постановлении пленума, явились «рост народного хозяйства и рабочего класса, – организация новых предприятий с разнообразной техникой и усложнёнными производственными процессами, борьба за качество работы во всех звеньях производственного аппарата, которые требуют от профсоюзов более дифференцированного и конкретного подхода к каждой отрасли хозяйства и государственной деятельности, к обслуживанию нужд и запросов отдельных профессий и групп рабочих и служащих».

Разукрупнение осуществлялось по производственно-территориальному принципу. С одной стороны, разделялись профсоюзы, объединявшие разные производства. Например, из профсоюза рабочих авиационной и автотракторной промышленности было создано три профсоюза: союз рабочих авиационной промышленности, союз рабочих автомобильной промышленности, союз рабочих тракторной промышленности. С другой стороны, разукрупнение шло по линии территориального деления. Так, профсоюз рабочих каменноугольной промышленности был разделён на три союза: союз рабочих каменноугольной промышленности центральных районов, союз рабочих каменноугольной промышленности восточных районов, союз рабочих каменноугольной промышленности Донбасса. Было создано 154 союза вместо ранее существовавших 47 профсоюзов. Структура профсоюзов была чрезвычайно простой. Существовали производственные союзы юга, восточных районов, центра, республик, отдельных регионов – Сибири, Урала, Донбасса. Дробление союзов на мелкие малочисленные объединения вело к дроблению профдвижения, его региональной замкнутости. Фактически был нарушен и производственный принцип строения профсоюзов, и их профессиональная направленность. В стране стало 9 профсоюзов, объединяющих машиностроителей, 6 – металлургов, 5 – железнодорожников, 6 – текстильщиков, 16 – сельскохозяйственных рабочих и служащих (без колхозников), 15 – работников просвещения. В таком же духе строились и другие профсоюзы. Официально такая перестройка профсоюзов объявлялась объективно необходимой. Приводились ссылки на быстрое развитие промышленности, появление новых отраслей и необходимость глубже изучать производство. Руководствуясь указаниями ЦК ВКП(б), IV пленум ВЦСПС, принявший решение о новом разукрупнении, ориентировался на структуру партийных и хозяйственных органов. Профессиональные интересы трудящихся игнорировались. Для того чтобы отсечь возражения их защитников, при профсоюзах стали создаваться секции с выборными правлениями. Например, в профсоюзе угольщиков была создана секция машинистов врубовых машин; в союзе рабочих хлопчатобумажной промышленности – секции подмастерьев, раклистов. Однако практически они существовали лишь на бумаге.

В ходе разукрупнения был ликвидирован ряд средних звеньев (обкомов, крайкомов) в 44 отраслевых профсоюзах рабочих крупной промышленности. Так, без средних звеньев стали работать 28 профсоюзов тяжёлой промышленности. ЦК этих союзов стали непосредственно руководить фабрично-заводскими комитетами. Этому способствовало приближение ЦК союзов к предприятиям: по решению пленума ВЦСПС 65 центральных комитетов профсоюзов (40% от их общего числа) были переведены из Москвы в те районы, где находились обслуживаемые ими предприятия. Так, ЦК союза рабочих черной металлургии Юга был переведён в Днепропетровск, ЦК союза рабочих металлургии восточных районов – в Свердловск, ЦК союза рабочих каменноугольной промышленности восточных районов – в Новосибирск. Однако в силу разбросанности предприятий отрасли по огромной территории страны связь местных организаций с ЦК союзов во многих случаях даже ухудшилась. В частности, ЦК союза электротехнической промышленности северных районов находился в Ленинграде, а некоторые из обслуживаемых им предприятий размещались на Крайнем Севере. Чтобы попасть в свой руководящий орган, им нужно было сначала добираться в Москву, а уж оттуда ехать в Ленинград. Подобных неудобств было много. На IV пленуме ВЦСПС совпрофы были объявлены органами контроля за выполнением отраслевыми комитетами решений ЦК партии, правительства, ВЦСПС и ЦК союзов. Они освобождались от оперативных функций по соцстраху. Городские советы ликвидировались. Уже первый год работы в новых условиях показал непродуманность и нецелесообразность этой акции. Последствия её оказались губительными для профдвижения. Официально заявлялось о том, что разукрупнение привело к сокращению штатов платных профсоюзных работников (в среднем на 36%), что они заменялись выборными с привлечением актива на добровольных началах. Говорилось о большой экономии профсоюзных средств. Однако на самом деле бюрократический аппарат неуклонно рос. В результате разукрупнения пострадали первичные организации, во главе которых зачастую стояли неосвобождённые от производственной деятельности работники (председатели ФЗК на общественных началах). Зато в высших эшелонах профсоюзного руководства стали появляться новые структуры с платными работниками. Разукрупнение отвечало интересам партии и государства, а не профсоюзов. Оно способствовало приближению профсоюзов к хозяйственным органам, превращению профсоюзных комитетов в подручных помощников у хозяйственников. ЦК союзов, несмотря на декларируемую самостоятельность, на деле попали в ещё большую зависимость от наркоматов, главков и других ведомств.

Формально ЦК союзов предоставлялась самостоятельность в решении вопросов профработы: зарплаты, соцстраха[2], охраны труда, организации социалистического соревнования. Фактически сами ЦК союзов, их кадры зависели от партийных и хозяйственных органов.

Разукрупнение явилось волевым актом, проведённым по указанию сверху. Члены профсоюзов о переменах предварительно не информировались. Согласия их влиться в новые образуемые союзы не спрашивали. Руководящие органы новых профсоюзов были образованы без созыва съездов, путём распределения членов выборных органов разукрупняемых союзов по вновь образуемым. Предполагалось, что созданные таким образом союзы и их органы будут «узаконены» на профсоюзных съездах, которые в скором времени должны были состояться. Но съезды так и не были созваны. Чтобы укомплектовать руководящие органы созданных союзов, приходилось кооптировать в них людей, не облечённых доверием трудящихся выборным путём. По данным 65 союзов (из 154), членами ЦК профсоюзов и их президиумов на съездах и первых организационных пленумах оказались избранными только 116 человек, а чтобы создать работоспособные органы, пришлось кооптировать 139 человек.

Во главе многих ЦК союзов находились председатели из числа кооптированных.

Примечательно, что на VI пленуме ВЦСПС в 1937 году будут присутствовать и принимать участие в работе 60 кооптированных председателей ЦК союзов. Как признал на этом пленуме Н.М. Шверник, кооптация имела место в каждом ЦК союза, причём в некоторых случаях кооптированные составляли 1/3, а в некоторых – половину всех членов ЦК союза.

Съезды профсоюзов, на которых была избрана часть центральных комитетов, в основном проходили в 1931 году после первого разукрупнения, и с тех пор в большинстве своём руководящие органы – от ЦК союза до ФЗМК – не переизбирались.

Перестройка организационной структуры профсоюзов не имела какой-либо научно обоснованной концепции и была не продуманной. Никакой объективной необходимости в разукрупнении профсоюзов не было, несмотря на заявление профсоюзного руководства и некоторых поздних исследователей. Об этом свидетельствует даже тот факт, что спустя 10 лет процесс пошёл вспять, и в дальнейшем, несмотря на ещё больший рост численности профсоюзов, несмотря на более широкий размах народного хозяйства и появление принципиально новых отраслей промышленности, профсоюзы вернулись к отраслевому принципу строения, общее число профсоюзов в СССР в 1970-1980-е годы не превышало 32-х.

Зачем же в таком случае проводилось разукрупнение профсоюзов и почему оно продолжалось в течение десятилетия? За формальным обоснованием объективной необходимости структурных изменений в профсоюзах скрывались причины субъективного порядка. Разукрупнение давало возможность произвести перетряхивание профсоюзов, быстро осуществить широкомасштабную замену профсоюзных кадров, срезая слой за слоем старых, опытных профработников. Одновременно сокращается и штатный квалифицированный аппарат профорганов и заменялся активом, у которого меньше прав и ответственности, и он не связан с традициями профдвижения и опытом деятельности профсоюзов в предшествующий период, когда у профсоюзного руля стоял Томский. Новые, молодые кадры, влившиеся в профсоюзы в результате разукрупнения зачастую не имели опыта руководящей работы, не знали специфики профсоюзов, но они не несли на себе печать оппозиционности. Именно такую задачу и преследовал Сталин: полную смену кадров в руководящих профорганах, выкорчёвывание из них остатков тред-юнионизма и даже самой мысли о приоритете защитной функции профсоюзов, направление их деятельности в русло развития производства – на борьбу за выполнение промфинплана, повышение производительности труда, развитие социалистического соревнования.

Представляется ошибочным и сам посыл о приведении структуры профсоюзов в соответствие со структурой хозяйственных органов.

А почему, собственно, профсоюзы должны подгонять свою структуру под органы управления экономикой? Строение профсоюзов обусловлено логикой их внутреннего саморазвития и должно способствовать успешному выполнению их функций, наиболее эффективной реализации их задач, а вовсе не копировать структуру партийных и хозяйственных органов.

В результате разукрупнений 1931 и 1934 годов было положено начало размыванию организованного рабочего и профессионального движения. Из его истории и практики фактически как бы был вырван ряд ярких и важных страниц. Так, в 1931 году прекратил существование профсоюз металлистов, расчленённый на ряд мелких союзов. Формально он исчез, так как был преобразован в ходе разукрупнения, как и другие союзы. Но за организационным перетряхиванием стоял политический расчёт. Профсоюз металлистов всегда был одним из наиболее крупных, сплочённых отрядов рабочего класса. Он неизменно хранил революционные, боевые и трудовые традиции и отличался мятежным духом. Чтобы укротить смелый, свободолюбивый нрав металлистов, во главе их союза на смену И.И. Лепсе в 1929 году был поставлен Н.М. Шверник, который одновременно являлся одним из пяти секретарей ВЦСПС. Под руководством Шверника в союзе металлистов начались чистки профогранов, изгонялись оппортунисты, тред-юнионисты, классово-чуждые элементы. Менялась структура профорганов, проводилась их реорганизация, вытравлялись вольные традиции.

Окончательно профсоюз был сломлен в ходе первого разукрупнения: вместо мощного, сильного союза металлистов появился ряд профсоюзов с разными названиями. Некоторые из вновь образованных союзов были малочисленными, слабыми и экономически, и организационно. С такими союзами справиться было легко – и партийным, и хозяйственным органам, и центральному профсоюзному аппарату.

Тенденция к разукрупнению давала себя знать до начала 1940-х годов. Число отраслевых и производственно-территориальных союзов продолжало расти, хотя и не столь бурными темпами. К 1938 году уже насчитывалось 166 таких союзов во главе со своим и ЦК, в 1939 году – 192. Из них свыше 80 ЦК союзов находились в Москве, 10 – в Ленинграде, 8 – в Новосибирске, 4 – в Свердловске и остальные в других городах.

В 1940 году в СССР существовало 193 производственно-территориальных союза. Из них 15 объединяли в своих рядах менее 20 тыс. человек.

Неудивительно, что они зачастую становились игрушкой в руках хозяйственников. Всё это способствовало огосударствлению профсоюзов в 30-е годы. Структура профсоюзов была громоздкой. Она определялась на основе умозрительных схем, а не требований производственной и социальной жизни, путём навязывания сверху, не учитывала, какой отпечаток накладывают на человека особенности производства, какова специфика его профессии, каковы его интересы. Резкая скачкообразность, изменение количества профсоюзов, пестрота их структуры свидетельствовали о том, что реорганизация осуществлялась без учёта действительно закономерной потребности, с грубым нарушением профсоюзной демократии, волевыми указаниями сверху.

Произвольное изменение структуры профсоюзов, их непродуманное и необоснованное разукрупнение приводило к деформации профессиональных союзов, к снижению эффективности их деятельности.

Целью разукрупнения было названо приближение руководящих органов к низовым профорганизациям, укрепление их связи с массами, вовлечение в профработу добровольческого актива, что должно было привести к росту творческой инициативы, активности трудящихся. Однако на деле произошло обратное.

Низовые организации не стали работать лучше. Да и многие производственно-территориальные союзы оказались малочисленными, с недостаточной материальной базой, что отрицательно сказывалось на их организационной и культмассовой работе, не говоря уже об удовлетворении бытовых нужд рабочих и служащих. Но самым главным недостатком в деятельности разукрупнения профсоюзов было нарушение основополагающих принципов профсоюзной демократии – прежде всего укоренение практики кооптации и назначества в работе профорганов. Пройдёт всего два с половиной года и VI пленум ВЦСПС даст негативную оценку деятельности профсоюзов, укажет на многочисленные ошибки и провалы в работе, среди которых будут названы и ослабление связи с массами, и отрыв руководящих профорганов от членов профсоюзов, и бюрократический стиль работы, и нарушения внутрисоюзной демократии, проявившиеся в кооптациях и назначенстве, принижения роли профсоюзных собраний.

Прежде всего, была нарушена система выборности профорганов: ФЗМК обкомы, крайкомы и ЦК союзов не переизбирались в течение 3–5 лет. Нарушение сроков отчётов и выборов, созыва собраний, съездов, пленумов привело к замене принципа выборности назначенством и кооптацией.

Многие ЦК союзов являлись комитетами лишь по названию, ибо в составе их пленумов насчитывалось 2–3 человека, а то и один. В 21 ЦК союзов президиум состоял из двух человек, а в 5 ЦК в составе президиума насчитывалось лишь по одному выборному работнику. Так, пленум ЦК союза рабочих молочной промышленности состоял из 3-х человек: из них только один был в своё время избран съездом союза, а два остальных – кооптированы. В ЦК союза рабочих металлических изделий в состав пленума входило 8 человек, из них 2 были кооптированы.

Всё это приводило к тому, что во многих ЦК и обкомах союзов важные вопросы профсоюзной жизни решались не коллегиально, а единолично – росчерком пера председателя или секретаря. Свёртывались коллективные формы руководства. Это приводило к разного рода извращениям в работе профсоюзов. Так, председатель ЦК союза политпросветработников[3] Литвин-Молотов, имея президиум лишь в собственном лице, уволил более 30 человек, избавляясь от всех, кто пытался его критиковать. В числе уволенных, несмотря на возражение ВЦСПС, оказался и секретарь ЦК союза, которому разбушевавшийся председатель отказался платить жалованье.

В ЦК союза рабочих коксохимической промышленности президиум состоял из 2-х выборных работников – председателя и секретаря. А так как они не ладили между собой, то при голосовании часто оказывались на противоположных позициях, один против другого: получалось 50% «за» и 50% голосов «против». Это тормозило принятие решений.

Искажения принципов профсоюзной демократии допускались и в высшем эшелоне руководства: президиум ВЦСПС в течение двух с половиной лет не созывал пленума ВЦСПС, не привлекал к работе своего аппарата членов и кандидатов в члены пленума. Не был своевременно созван X съезд профсоюзов СССР. Профорганы – от низшего звена до высших – не отчитывались перед членами профсоюзов. Во всех звеньях профсоюзной сети наблюдалась высокая текучесть и частая сменяемость кадров. Так, в каждом из 26 средних звеньев (обкомах) ЦК профсоюза работников жилищного хозяйства по нескольку раз менялись руководящие профработники. Во главе обкомов профсоюза стояли назначенцы.

Разукрупнение профсоюзов предусматривало перенесение центра их деятельности в низовые организации, в первичное звено – профгруппу. Профгруппы стали создаваться, как известно, с 1930 года. Но назначенство проникло и сюда. В первичных организациях было допущено множество нарушений профсоюзной демократии. ФЗМК выбирались в последний раз в 1933 году, после этого лишь частично, по некоторым союзам. А в ряде союзов последние выборы ФЗМК проходили ещё в 1931 году. Нарушение сроков выборов привело к массовой кооптации и назначенству в руководящих органах первичных профсоюзных организаций. Отсутствие регулярной отчётности перед профсоюзной массой и ответственности перед ней способствовало процветанию канцелярско-бюрократических и командно-административных методов работы, что вело к отрыву ФЗМК от массы трудящихся, и, в конечном счёте, к падению авторитета профсоюзов. Все эти и многие другие негативные явления в работе профсоюзов были подмечены ответственными работниками аппарата ЦК ВКП(б), которые по заданию секретаря ЦК партии А.А. Андреева проверяли деятельность профсоюзных организаций после второго разукрупнения. В служебных записках, поданных на имя Андреева в июне 1935 года и не предназначенных для посторонних глаз, давалась нелицеприятная оценка как самой перестройки профсоюзов, так и её последствий. Большой интерес вызывают и откровенные суждения авторов этих записок и справок.

«Можно констатировать как общее явление ликвидацию выборности в профорганизациях», – сделал вывод автор одной из таких записок.

«Нарушение профсоюзной демократии стало сплошным явлением», – заявил второй проверяющий. Об этом говорится и в других докладных записках. В них прежде всего отмечается массовый характер кооптаций в профорганах, большая текучесть и частая сменяемость кадров.

На большинстве химических заводов выборы завкомов проходили в 1931 году и с тех пор завкомы не переизбирались. «Из выборных членов завкомов осталось 2–3 человека. Остальные кооптированы, – сообщалось в докладной записке. – Даже на таком заводе, как "Каучук", где кадры более устойчивы, из 35 членов завкома, выбранных в 1931 году, осталось всего 15 человек. Остальные кооптированы. За это время там сменилось 4 председателя завкома. На Дербенёвском заводе за период с 1932 по 1935 год сменилось 5 председателей завкомов, на Войковском – 9».

Ещё хуже обстояло дело на шахтах. За один год на шахте № 5 Щекинского района и на шахте № 7 Донского района четырежды менялись председатели профкома. Нарушение сроков выборности профорганов повсеместно вело к кооптации и назначенству. В 11 завкомах[4] профсоюза тяжёлого машиностроения насчитывалось 55 кооптированных работников. Это сдерживало их активность в решении вопросов улучшения условий труда и быта рабочих и служащих. Проверка состава пленумов 5 московских заводов показала, что везде нарушалась выборность и существовала кооптация. Так же обстояло дело с членами ревизионных комиссий.

На предприятиях хлопчатобумажной промышленности Московской, Ленинградской, Калининской областей и новых районов перевыборы профкомов не проводились с 1931 года. За три года на фабрике им[ени] Фрунзе из 32-х членов фабкома[5] осталось 14 избранных работников. Ещё 8 человек были кооптированы на пленуме. Со времени последних выборов председатель фабкома кооптировался трижды, массовый сектор фабкома – 5 раз, председатель цехкома[6] прядильного производства – 4 раза. По словам председателя фабкома Климовой, связьЦК союза с фабрикой оказалась слабее уровня связи с бывшим обкомом союза, который был ликвидирован в ходе разукрупнения. Инструкторы ЦК союза приезжали, в основном, для сбора материала, а не для оказания помощи в налаживании профсоюзной работы на местах. Подобные упрёки в адрес своих ЦК высказывали и другие председатели завкомов предприятий разукрупненных союзов – особенно тех, где были ликвидированы средние звенья. Из-за нарушений сроков выборности в большинстве случаев в качестве заводских профработников остались не избранные, а кооптированные и назначенные: на фанерном заводе им[ени] Молотова из 15 членов пленума 8 были кооптированы. За год здесь сменилось 6 председателей завкома. По заводу «Москабель» было кооптировано 80% состава пленума завкома.

Положение усугублялось из-за большой текучести и частой сменяемости профсоюзных кадров, особенно председателей ФЗМК. За 3 года на Московском электрозаводе сменилось 5 председателей завкома, на московском заводе «Динамо» – 4 председателя, на Красно-уральском заводе – 6. У этого процесса были свои «рекордсмены»: на заводе «Электросвет» за один год сменилось 7 председателей завкома. Потрясающая текучесть кадрового состава наблюдалась в профсоюзе рабочих нефтеперегонных заводов. Из 110 председателей ФЗК и линкомов[7] к началу 1935 года остались избранными только 12 человек. По городу Грозному из 10 председателей за 5 месяцев было снято и перемещено на другую работу 7 человек. По союзу торфяников – только 10-12% председателей завкомов являлись избранными. По союзу угольщиков центральных районов из 89 председателей сменились за год 87 человек. Частая сменяемость руководящих профсоюзных работников отмечалась на металлургических заводах. Так, за полтора года на 31 заводе в системе ЦК союза металлургов восточных районов сменилось 70 председателей завкомов, и почти все – по приказу сверху. На Верхисетском заводе сменилось 6 председателей завкома, причём никто не отчитался перед членами профсоюза. Эта тенденция дала себя знать и в 1936 году, когда на Магнитогорском заводе без ведома членов профсоюза было снято 189 профоргов. Ни завкомы, ни председатели, ни профорги не отчитывались на профсоюзных собраниях. Председатели ФЗМК не избирались на собраниях, а кооптировались на пленумах или просто назначались. Часто на предприятия направлялись председателями завкомов люди, которые раньше никогда на этих заводах не работали и были неизвестны рабочим. Естественно, что их отношение к назначенцам было недоверчивым, настороженным и в целом – отрицательным. Рабочие завода «Электросталь» откровенно утверждали: «Наш завком не является выборным органом. Там назначенцы». Завком был избран в ноябре 1931 года в составе 27 членов пленума из 3-х кандидатов. К 1935 году из выборных членов пленума осталось 4 человека. Без ведома членов профсоюзов на пленумах шла кооптация новых людей в состав завкома, который несколько раз менялся. Более того, завком стал всё реже и реже созывать пленумы, а вместо них стал проводить заседание «рабочего пленума», а также практиковать принятие решений опросным порядком.

Более того, в марте 1934 года собрался пленум завкома и сам себя утвердил, причём в новом составе завкома не оказалось 12 человек, избранных в своё время на профсоюзных собраниях. Выборных работников просто вычеркнули одним росчерком пера, после этого заседания они перестали считаться членами завкома.

Прошло совсем немного времени, и этот новый завком также наполовину сменился. Такое же положение наблюдалось в цехах завода «Электросталь» профсоюза рабочих черной металлургии. По словам сталевара Колесникова, за год в его цехе сменилось 3 профорга, причём все они пришли со стороны, как назначенцы. «Нас даже не спросили, хотим ли мы из своих выдвинуть профорга и кого бы мы пожелали», – сказал сталевар. Ни завком, ни профорги за 4 года ни разу не отчитывались перед рабочими, членами профсоюза. Профсобрания бывали на заводе «Электросталь» редко, а решения – сводились к нулю: они принимались, но не выполнялись. Поэтому рабочие на профсоюзные собрания либо вообще не ходили, либо посещали их немногие, как бы отбытая повинность. «Рабочие недовольны своим завкомом», – сделал вывод один из проверявших посланцев ЦКВКП(б).

А между тем на предприятиях существовала масса проблем, которые волновали рабочих и служащих: антисанитария в столовой, плохое обслуживание и некачественное питание, грязь и необустроенность в холостяцком общежитии и многое другое. Но подобные вопросы на собраниях не поднимались, либо решения замалчивались или не выполнялись. Один из рабочих «Электростали» сказал, выражая мнение своих коллег: «С удовольствием поехал бы в Москву посетить музеи, театр, кино, посмотреть метро, но никто не занимается досугом рабочего. Поэтому я иногда выпиваю, приходится искать удовольствие в водке».

И на других предприятиях на собраниях не обсуждались подобные вопросы, затрагивающие жизненные интересы рабочих. Поэтому на собраниях отмечалась плохая явка, и они редко созывались. Фактически практика созыва профсоюзных собраний прекратилась, и это являлось ещё одним серьёзным нарушением внутрисоюзной демократии наряду с кооптацией и назначенством. Даже исключения из профсоюза зачастую проводились помимо собраний, не говоря уж о снятии с работы профсоюзных руководителей. Снятия и назначения председателей и других работников ФЗМК проводились без обсуждения на собраниях и нередко без согласования с ЦК союза, а снятие профоргов без согласия завкома и обсуждения на рабочих собраниях. При этом и сами ФЗМК являлись нарушителями основ профсоюзной демократии. Так, без мнения коллектива, без решения собрания постановлением профкома автобазы НКФ СССР был снят с работы председатель цехкома Костюкин.

Роль рабочих и профсоюзных собраний была крайне принижена, зачастую стиралась грань между ними и производственными совещаниями: на повестку дня выносились одинаковые вопросы. Так, на обувных предприятиях рабочие жаловались, что не могут понять, в чём разница между собраниями и производственными совещаниями, так как и там, и здесь ставятся такие же вопросы шаблонного содержания: ежемесячный доклад бригадира о выполнении плана и проверка работы ударников. Рабочие говорили, что потеряли веру в собрания, так как их предложения не реализуются.

На Тушинской трикотажной фабрике в Москве проводились только сменные собрания, причём их посещала лишь 1/4 часть рабочих.

На повестку дня собраний не выносились вопросы, которые затрагивали насущные интересы рабочих: зарплата, условия труда и быта, охрана труда, жильё. А между тем эти проблемы являлись чрезвычайно актуальными для членов профсоюза и всех работающих. Средства на охрану труда на 12% были недорасходованы, в то время как в этой сфере имелось множество недостатков: формировочные цеха не были оборудованы вентиляцией, спецобувь не чинилась и выдавалась непригодная. До начала 1935 года имели место массовые обсчёты рабочих при выдаче зарплаты. Помог рабочий контроль. Фабком плохо знал свой актив и не работал с ним, проявлял нечуткость к людям. Так, работница Андрианова, имея решение о выдаче ей ссуды ввиду болезни ребенка, в течение месяца не могла получить деньги. Такие вопросы на собраниях не затрагивались.

На Тушинской фабрике отчётливо проявилась другая проблема, связанная с организационной перестройкой профсоюзов: ликвидация цехкомов и замена их цеховыми профорганизаторами резко ослабила связь между профсоюзной массой и профорганами, снизила оперативность в решении вопросов труда и быта рабочих и служащих. В цехах, где трудились до 1600 человек, одному профорганизатору невозможно было справиться со всем объёмом профсоюзных дел. Подобные факты имели место и во всех других профсоюзах. Работники аппарата ЦК партии, проверявшие состояние профсоюзной работы, признали ненормальным ликвидацию цехкомов и формальный характер перестройки профсоюзов, которая не обеспечивала приближение профработы к массе. Была отмечена и громоздкость низовых профсоюзных звеньев и, в частности, профгрупп, которые во многих случаях, как и на Тушинской фабрике, насчитывали по 140-170 человек. При этом многие профгрупорги, в частности на фабрике «Косино», не знали своих обязанностей, их никто не обучал, хотя большинство из них, будучи кооптированными или назначенными, не имели опыта профсоюзной работы. Отсутствие опыта работы у «назначенцев» сказывалось во всех профорганах на разных уровнях, где всё больше внедрялся бюрократический стиль и командные методы деятельности. На некоторых предприятиях, в том числе и на лучшем в обувной отрасли "Парижскойкоммуне», работа строилась так: председатель завкома вызывал к себе цеховых профорганизаторов и давал им задание, а те в свою очередь вызывали профгрупоргов и доводили задание до их сведения. Людям говорили, что нужно сделать, но не говорили, как.

При сокращении численности выборных членов пленума и президиума стало «популярным» в работе профорганов принимать решения усечённым составом пленума, либо опросным путём. Дурной пример в этом подавали некоторые ЦК союзов. Так, присуждение переходящего Красного знамени ЦК союза рабочих лесосплавной промышленности центра и юга по конкурсу мототрестов проходило опросным путём. Так же был решён вопрос о награждении грамотой ЦК союза руководителя Курского лесхозтреста.

На такой же путь стали низовые профсоюзные организации. Следуя примеру своего ЦК союза, связь с которым выражалась в том, что «сверху» на места присылались протоколы и опросные листы для подтверждения тех или иных решений, Тумский рабочком[8] опросным порядком, без созыва пленума вынес решение о премировании учрабочкома[9] за хорошую работу.

Вместе с уменьшением количественного состава пленума завкома во многих случаях сокращались и его функции. На ряде предприятий важные вопросы решались «узким кругом лиц». Так, на Тумском комбинате в системе лесосплавной промышленности центра и юга, где рабочком был избран в 1933 году, число членов пленума составляло 24 человека. К лету 1935 году из них осталось лишь 9 человек. После кооптации пленум рабочкома состоял из 14 человек. Однако, как правило, пленум рабочкома не созывался. Вместо него все вопросы решал так называемый «президиум рабочкома», который не избирался и ни разу не отчитывался перед рабочими.

Среди большого количества обследованных предприятий машиностроения, металлургии, металлоизделий, лёгкой промышленности не нашлось ни одного завкома, сохранившего свой пленум в том составе, в каком он был избран. На заводе № 1 им[ени] Авиахима из состава пленума выбыло 18 человек, 16 было кооптировано; на заводе «Самоточка» из 21 члена завкома, избранных в 1931 году, осталось 2 человека, остальные кооптированы; на заводе № 24 выбыло из состава пленума 14 человек. Из выбывших 18 членов пленума завода № 95 9 человек были выведены за неработоспособность и отрыв от профработы, 2 человека – за самоснабжение и разбазаривание средств, 2 – за грубое нарушение правил внутреннего распорядка и 1 человек как классово чуждый элемент.

На фабрике «Парижская коммуна» – ведущей в обувной промышленности страны – на последних выборах в 1932 году в состав пленума фабкома было избрано 18 человек, из них 40% выбыло, осталось 11 человек. В их числе было трое освобождённых работников: председатель фабкома Гуревич, его заместитель Карелин и казначей Платонова. С 1932 по 1935 год на предприятии сменилось 4 председателя фабкома. Гуревич был кооптирован на эту должность. В закройном цехе сменилось 6 председателей цехкомов: Гаврилова сняли как бывшего торговца, Мельцера – как разоблачённый чуждый элемент, Петрова, Котова, Овчинникова – по разным причинам. Никто из них не отчитывался перед членами профсоюза. И председатель фабкома, и цеховые профработники жаловались на перегруженность текущей работой: «Нет такого участка, за который бы мы не отвечали». Действительно, в перечне дел, которыми должны заниматься заводские профорганизации, значилось 40 вопросов. При такой загруженности совершенно невозможно было доходить до каждого человека, как того требовали вышестоящие профорганы. Один из проверяющих попытался проанализировать работу цеховых профруководителей. Получились интересные параллели и сравнения.

На металлургическом заводе цеховой профорг Кокорев обслуживал 3300 человек. Парторганизация – 200 человек, и круг работы парторга более чётко обозначен. 80% рабочего времени профорг Кокорев тратил на разбор заявлений и жалоб, которых поступало в день от 30 до 40. Остальное время уходило на подписание анкет, больничных листов, выдачу справок, характеристик. До остальных дел не доходили руки.

А вот записи из дневника председателя цехкома Родионовой из туфельного комбината фабрики «Парижская коммуна». «3 сентября 1935 года поговорила с председателем шефского общества об оказании помощи деревне. Рабочий Сужин, посланный по линии шефского общества, сумел проявить себя как организатор, вытащил колхоз из прорыва, охватил подпиской на заём почти 100%. Потом пришла работница Берёзкина, привела 2-х детей и говорит: «Я удавлюсь и детей удушу, так как есть нечего. Дети были в детском саду, но их за неуплату исключили. Обещала исхлопотать ей ссуду из кассы взаимопомощи, чтобы детей отправить снова в детский сад. Дала 2 рубля своих денег и Берёзкина ушла. Выяснилось, что Берёзкина живёт плохо, муж её бросил; отец, с которым она живёт, пьянствует, скандалит, нет никакой радости в доме... Затем зашёл в цехком рабочий Кузнецов с просьбой помочь, заплакал: у него большая семья – 4 детей. Ребёнок заболел острым суставным ревматизмом. Хочу, говорит, подлечить ребенка. Разрешите продать облигации. Кузнецов – примерный работник, на фабрике работает с 1922 года, успешно окончил курсы мастеров, ударник, зарабатывает 275 рублей, да ещё 100 рублей – жена. Не пьёт. Но не умеет свести концы с концами. Заметили, что никогда он не обедает, а питается одним хлебом». Подобные записи в дневнике шли дальше. Остальное время было заполнено на партсобрании. Как заметили проверяющие, Родионова приходит на работу к 7 утра, а уходит – в 9-10 вечера. Наряду с теми, кто трудился с самоотдачей, и даже среди таковых, встречались профработники, которые заявляли о своём желании уйти с профсоюзной работы. Об этом говорили председатели завкомов Токарев (Дербенёвский завод), Трофимов (завод «Каучук») и другие профработники. Мотив был таков: «Мы должны за всё отвечать, нас за всех ругают. Если нужно завод похвалить, то хвалят директора завода, его премируют, секретаря парткома тоже, а председателя завкома, как правило, забывают». Как отмечали проверяющие, настроение у большинства работников завкомов упадочное. Они считают, что как бы хорошо они ни работали, всё равно профсоюзы будут ругать, что никакой пользы их работа не приносит, что они беспомощны что либо сделать. Профорг заготовительного цеха электролампового завода Рунова была поставлена на эту работу, по её словам, «по несчастью». Свою работу не любит, она ей не по душе. Стаж в этой должности у Руновой всего месяц. В цехе 700 рабочих. За два года здесь сменилось 4 цехпрофорга[10]. Рунова пыталась добросовестно выполнять свою работу: собирала производственные совещания, разбиралась с неполадками и следила за их исправлением, проводила массовки в зоопарк и так далее, но возможности её были ограничены – и с точки зрения удовлетворения нужд работающих, и потому, что негде было самой развернуться: цеховой красный уголок ликвидировали, используя его как производственное помещение. Но всё-таки главным недостатком являлось назначение на профсоюзную работу человека, который её не любит и не знает. Отсюда и высказывания рабочих завода: «профсоюзы мы мало чувствуем»; «нет глубокой заботы о людях»; «профработники работают без души, большие формалисты»; «без парторганизации профработники ничего не делают». Беспартийный рабочий Коломийцев сказал, что существование профсоюза он почувствовал накануне 1 мая, когда профорг сообщил, что он будет звеньевым в колонне демонстрантов. Больше рабочий, по его словам, с профсоюзом не сталкивался.

Однако на том же электроламповом заводе (Москва) имелись примеры иного рода. Профорг лаборатории Филиппова, старая работница, член партии с 1917 года, пользовалась заслуженным авторитетом на заводе. Она много внимания уделяла культурно-бытовому обслуживанию рабочих, вопросам жилья, распределения путёвок на курорт, помогала в получении ссуды из кассы взаимопомощи, собирала профвзносы, да ещё успевала помогать парторгу – молодому члену партии. Но в целом профсоюзная организация лампового завода и всего электрокомбината не являлась авторитетной и влиятельной ни для рабочих, поскольку не защищала их материально-бытовые интересы, ни для администрации предприятия. Так, директор электрокомбината Петровский считал, что «с профсоюзом из рук вон плохо», что вся деятельность тут сводится к выплатам по больничным листам и организации вечеров с бутербродами. Но его отнюдь не смущало, что во главе профорганизации стоят кооптированные работники и назначенцы. Не шокировало это и самих профработников.

В служебных записках в ЦК ВКП(б) указывалось, что сами профорганизации настолько привыкли к нарушению принципа выборности, что многие профработники просто не понимают значения профсоюзной демократии. Кооптированный в 1934 году председатель завкома профсоюза Самарского котельного завода Горбунов, работавший ранее на этом предприятии помощником директора по рабочему снабжению, так написал в своей анкете о переходе на профсоюзную работу: «Выбран на работу предзавкома[11] ввиду ликвидации должности». Игнорируя значение выборности, профсоюзы «оказёнили» работу профсоюзных собраний и производственных совещаний, а в ряде случаев и вовсе отказались от неё.

На заводе «Красное Сормово» в судомеханическом цехе производственные совещания собирались по вопросам займов, годовщине перевыборов Советов и т. д. Профсоюзные цеховые собрания на заводе им[ени] Марти (Николаев) проводились только для рабочих 1-й смены, причём обсуждались главным образом хозяйственные вопросы. Общепрофсоюзные собрания вообще не созывались. Так же обстояло с общими собраниями членов профсоюзов и на многих других предприятиях. На заводе № 20 общие профсобрания не проводились вообще, а цеховые – очень редко, так как отведённый для этих целей в месячном парткомовском календаре день – профдень[12], почти никогда не бывал свободным: его занимали для других мероприятий. На заводе «Нефтегаз» № 1 общие собрания рабочих созывали два раза в год: в день ударника и для заслушивания годового отчёта директора. На других мероприятиях в разных отраслях общие собрания, если и проводились, то только в торжественных случаях, а чаще всего подменялись слётами, расширенными пленумами, «пятиминутками».

Формализм и казёнщина – как следствие ликвидации выборности и отчётности перед рабочими и служащими – проникли во все сферы профсоюзной работы, даже в шефскую, когда одно предприятие, да ещё с небольшим числом работающих, как завод им[ени] Артёма, шефствовал над 25 колхозами. Авиационный завод № 32 шефствовал над 13 организациями, в том числе и над колхозом в Витебском районе, и над крейсером «Марат», и над Камерным театром, и над корпусом № 1 Боткинской больницы, и над стройкой школы на Ленинградском шоссе в Москве, и над другими объектами. Формальный, казённый подход проявлялся в работе производственных совещаний – там, где они ещё созывались, рабочие называли их пустой говорильней, так как на их обсуждение не выносились вопросы, которые действительно волновали рабочих – проблемы охраны труда, техники безопасности и др. Стандартный, формальный характер проявлялся в ряде случаев и в организации социалистического соревнования, – отмечали проверяющие профсоюзную работу. На заводе «Нефтегаз» № 1 в одном из договоров о соревновании были записаны такие пункты: «не прогуливать и не опаздывать на работу, быть общественником, выполнять программу, бороться с браком». А рабочий Четырин из энергоотдела взял обязательство «посещать цеховые, общие, комсомольские и производственные собрания, беспрекословно подчинятся своему начальству». Опираясь на эти и другие факты, проверяющие заявили о бюрократическом отношении к соревнованию, ударничеству со стороны и заводских организаций, и ЦК союзов. Отмечалось также, что переданные профсоюзам функции органов НК труда[13] освоены ими лишь в части административно-финансовой, массовая же работа вокруг соцстраха и охраны труда не улучшилась. Более того, с передачей функции НК труда резко усилилась централизация руководства всей профработой в ВЦСПС и одновременно снизилась роль ЦК союзов. На предприятиях прямо заявляли о том, что ЦК союза без ВЦСПС ничего не может решить, а там все решения подолгу маринуются, с другой стороны, вместе с аппаратом Наркомата труда в профорганы вливались и его методы работы – административно-командные, что дало основание работникам ЦК партии сделать вывод: профсоюзы превращаются в ведомство соцстраха и охраны труда. А если учесть ещё и бумажный характер связи ЦК союзов и ФЗМК, и ответную переписку, протоколы, опросные листы последних, то уже не кажется случайной вывеска на дверях профсоюзного комитета «Канцелярская завкома», которая долго существовала на заводе «Электросталь». Канцелярско-бюрократические и командно-административные методы работы нередко внедрялись в профсоюзы вместе с новыми, случайно подобранными или в спешке подобранными кадрами. Частая сменяемость и растаскивание профсоюзных кадров являли собой две стороны одной медали. Чем же была вызвана высокая текучесть кадров в профорганах? В ряде случаев это было связано с тем, что ЦК союзов не уделяли должного внимания выдвижению новых людей, подготовке кадров, разумному сочетанию опытных и молодых работников. В условиях разукрупнения понадобилось быстро укомплектовать кадрами созданные новые структуры. Зачастую выдвижение кадров в профорганы носило спонтанный характер. Издержки такой кадровой политики проявились в частой сменяемости профработников. Но это была лишь одна из причин, причём не самая главная. Тем не менее она постоянно давала себя знать. На забайкальском вольфрамовом руднике в течение полугодия сменилось три председателя профкома (рудкома[14]): один спился, другой назначенный, Ирвачев, за 4 месяца растратил 7 тыс. рублей, его сменили; назначили третьего – Иванова, слабого, малопригодного работника. На заводе им[ени] Молотова в системе ЦК союза рабочих цветной металлургии за год сменилось 6 председателей завкома. Нередко рабочие на заводе не знали в лицо своего председателя завкома. На грозненском нефтеперегонном предприятии из 10 председателей завкома за 5 месяцев сняли с работы 7 человек: один председатель был снят за то, что не обеспечил демонстрации, второй – за общую слабость работы, третий не поладил с секретарём парткома, четвертый – по собственному настоянию, пятый переброшен на партработу, шестой перемещён на другое предприятие, седьмой снят вместе со всем треугольником завода. Аналогичное положение существовало на других нефтеперегонных заводах, в каменноугольной и торфяной промышленности, причём не только с председателями ФЗМК, но и с профоргами, только те не выбирались и не кооптировались, а просто назначались.

Анализ причин сменяемости профсоюзных кадров позволяет выявить ведущие тенденции, влиявшие на этот процесс. На Войковском заводе (Москва) с 1932 по 1935 год сменилось 9 председателей: 1. Помощников снят как чуждый элемент; 2. Матвеев снят райкомом партии на другую работу; 3. Бобаев переведён на другую работу; 4. Жориков снят парткомом завода; 5. Семенцов – авантюрист, растратил 3 тыс. рублей профсоюзных денег и сбежал; 6. Агафонов снят парткомом завода; 7. Кустов переведён на другую работу; 8. Хореев – райком снял на партработу; 9. Кустов вновь возвращен на работу председателем завкома.

За исключением Помощникова и Семенцова, на рабочих собраниях никого не утверждали. И никто не отчитывался перед членами профсоюзов. Отсутствие выборности и отчётности означало отсутствие ответственности профорганов перед профсоюзной массой, перед рабочими и служащими. Однако среди причин частой сменяемости профсоюзных работников доминирует роль партии. Именно по воле партийных органов разного уровня происходило снятие, а зачастую – и назначение руководящих профсоюзных кадров. Даже проверявшие работу профсоюзов ответственные работники ЦК ВКП(б) отметили, что большие размеры приобрела переброска кадров местными (районными, городскими) партийными комитетами на другую работу. Взамен направлялись в порядке кооптации как правило более слабые работники. Завкомы не только не ставили на утверждение общих собраний новые кандидатуры, но и зачастую информация о замене председателя даже не доводилась до сведения профактива. Типичным являлся порядок оформления нового председателя завкома, проведённый на мехобозном[15] заводе в Жуковке.

Выписка из протокола заседания пленума завкома от 17 мая 1935 года:

«Слушали: информацию тов. Филиппова о пред[седателе] завкома в связи с отзывом бывшего председателя завкома тов. Старостина.

Постановили: В связи с решением РК[16] ВКП(б) об утверждении тов. Старостина зав[едующим] культпропом[17] РК, пленум завкома освобождает тов. Старостина от обязанностей пред. завкома и одновременно утверждает кандидатуру тов. Анишина с кооптацией его членом пленума и передачей ему обязанностей пред. завкома в двухдневный срок. Тов. Старостину сдать, а тов. Анишину принять дела».

Как отмечали проверяющие, обо всех этих отзывах и перебросках профработников, даже на крупных предприятиях, вышестоящие профорганы в известность не ставились. ЦК союзов были не в состоянии вести учёт своих председателей завкомов, так как сегодня составленный список завтра оказывался уже устаревшим. «К нам толковые работники не идут, мы живём из милости, – признавал председатель ЦК профсоюза работников электропромышленности и электростанций Зеликов. – Когда профработник «подрастает», его немедленно забирают». Аналогичную оценку ситуации с кадрами дал председатель ЦК союза рабочих электрослаботочной промышленности Шульман. Он привёл соответствующие примеры. На Горьковском заводе председатель завкома Кириллов работал 6-7 месяцев, а его без согласия и ведома ЦК союза, горьковская парторганизация перебросила на партийную работу. Такие же факты имели место на Саратовском заводе щелочных аккумуляторов, на Горьковском радиотелефонном заводе им[ени] Ленина. Даже в тех случаях, когда ЦК союза своевременно узнавал о готовящейся смене профработника и выражал своё несогласие, верх одерживали партийные органы. На заводе им[ени] Козицкого председателем завкома около года работал Саватиев, его сняли и перебросили на другую работу, несмотря на протест ЦК союза. На заводе «Светлана» сняли председателя завкома и послали на хозяйственную работу. ЦК союза был поставлен перед фактом. Всё это вело к безответственности и развалу работы. Вывод, который делали по результатам проверки работники аппарата ЦК ВКП(б), отражал истинное положение дел, но дальше служебных записок не пошёл: «Громадная текучесть – результат прямой недооценки профсоюзной работы, пренебрежительного отношения к профсоюзным работникам, как к работникам второго разряда, недостаточного внимания к подбору работников, в результате чего попадают случайные и иногда чуждые элементы». В качестве доказательства последнего утверждения приводился такой факт: на торфоразработках Назия Ленинградской области председателем торфкома[18] оказался сын бывшего крупного трактирщика. Но классовый аспект отнюдь не был главным в проблеме частой сменяемости профсоюзных кадров и их качества. И 35 председателей завкомов промышленности металлических изделий 30 работали с 1934-1935 годов, то есть являлись новичками; 24 человека впервые оказались на профсоюзной работе; 29 имели начальное образование и ликбез[19], только 1 человек окончил профшколу; 23 человека имели партстаж до 5 лет, 2 являлись кандидатами, 2 беспартийными. На посту председателей завкомов были 2 женщины из 35 своих коллег. Наиболее подготовленными проявили себя работники, посланные в завкомы после снятия их с партийной или хозяйственной работы за какие-либо проступки. Таких председателей завкомов, имеющих партвзыскания[20], насчитывалось 10 человек из 35. Посылка людей, проштрафившихся на работу в профсоюзах, была очень распространённым явлением. При этом как посылаемые на профработу люди, так и посылающие их местные парторганы рассматривали такую посылку как наказание. Подбор, расстановка и выдвижение профсоюзных кадров в 1930-е годы в ещё большей степени, чем в предыдущий период, являлись исключительно прерогативой партийных органов. В профдвижение было брошено «огромное количество проверенных борцов с партийной работы», как заявил на IX съезде профсоюзов Н.М. Шверник. Но даже он был вынужден признать, что не все они научились профработе, овладели её методами. Бывшие партийные и хозяйственные работники привносили с собой методы административные, командные. Отсутствие достаточного опыта работы в массовой организации у большинства новых профсоюзных работников порождало трудности и ошибки в деятельности профсоюзов, вело к усилению командно-административных методов работы, бюрократизации профорганов. Произошло то, чего так опасался Томский, который предостерегал от окостенения аппарата, от того, чтобы не произошло «создание касты, стоящей над массой […] создание рабочей аристократии, касты профчиновников, для которых работа в рабочих организациях является не делом классового долга, а средством к существованию – профессией. Это опасная болезнь, и мы должны бороться со всей энергией и беспощадностью, ибо от этого зависит вопрос о том, превратятся ли наши профессиональные союзы в бюрократического типа профмашины […] или они сохранят свой характер живых, мощных, самостоятельных организаций рабочего класса».

Окостенение профаппарата со временем произошло. Сложилась в профсоюзах и своя каста чиновников, подобная той, которая имелась в партии, только менее могущественная. И это неудивительно: профсоюзы копировали стиль и методы работы партийных и государственных органов, а также их структуру. Далее в служебных записках, поданных Андрееву, отмечалось, что непродуманное, слепое копирование организационной структуры партийных и хозяйственных организаций профсоюзами привело к тому, что вместо придания всей профсоюзной работе большей оперативности, профработа с ликвидацией цехкомов вылилась в уродливые бюрократические формы профадминистрирования; массовый характер профработы оказался выхолощенным. В значительной степени этому способствовало пополнение руководящих профсоюзных органов партийными работниками. В высший эшелон профсоюзного руководства направление партработников проводилось по линии ЦК ВКП(б) и ВЦСПС. На других уровнях кадровая политика в профсоюзах осуществлялась местными партийными органами. В начале 1-й пятилетки партийная прослойка в профсоюзах была очень высокой. Так, среди руководящих профсоюзных работников Дальневосточного края она составляла более 50%. В центральных профорганах этот показатель был ещё выше. В дальневосточном крайсовпрофе[21] в 1935 году среди ответственных работников коммунисты составляли 65%. К концу пятилетки этот показатель снизился. Половину тех, кто приходил в руководящие профорганы Дальневосточного края, составляли новички, не имевшие опыта профсоюзной работы. Вместе с тем были и зрелые профработники-коммунисты. Так, среди командированных партией на профсоюзную работу на Дальний Восток было немало опытных профсоюзных кадров – таких как С.В. Рябов, М.С. Арефьев, Шалаев, работавших ранее председателями завкомов или цехкомов крупнейших предприятий Москвы. По решению СНК СССР и ЦК ВКП(б) в 1936 году в Дальневосточный край для укрепления кадрами профсоюзов промышленно-жилищного строительства было направлено 27 человек. Однако назначенство и кооптация вели к текучести профсоюзных кадров, их безответственности. Так, состав президиума Дальневосточного крайсовпрофа со времени его выборов в 1932 году за 5 лет дважды сменялся путём кооптации.

В облсовпрофах[22] края 90% аппарата было кооптировано, как сообщалось на краевой профсоюзной конференции в 1937 году. Профработники произвольно снимались и переводились на другую работу местными партийными и хозяйственными органами. Несмотря на телеграмму А.А. Андреева о запрещении переброски профсоюзных работников на местах, подобная практика продолжала существовать, тем более что высшее партийное руководство само подавало такой пример. Всё это вело к ослаблению профсоюзной работы. В 1933-1937 годах в Западно-Сибирском крае не проводились выборы крайкомов профсоюзов[23], что отражало общую картину в стране. Более двух лет после образования в 1934 году в Омской области не было выборов в обкомы профсоюзов, и ими руководили уполномоченные оргбюро[24] ЦК союзов и оргбюро ВЦСПС по Омской области. Почти половина ФЗМК в Западной Сибири была кооптирована. Аналогичное положение складывалось на Урале и в других регионах. Это наносило ущерб авторитету профсоюзов. «Профсоюзные работники не пользуются достаточным авторитетом не только у себя на заводе, на предприятии, но они не пользуются достаточным авторитетом и в городских организациях», – заявил один из делегатов 1-й Приморской областной конференции (март 1933 года). На IV пленуме Далькрайсовпрофа[25] в 1935 году председатель ДКСП М.Н. Макеенко с горечью отмечал: «Отдельные коммунисты насмешливо относятся к этой массовой пролетарской организации. Особенно нехорошее положение в руководстве политотделов профработой. Они часто подменяют собой профорганизации». Политика партии была сознательно нацелена на то, чтобы обескровить и обезличить профсоюзы, лишить их всякой самостоятельности. В речах и документах партийных деятелей утверждалось другое, но слова давно уже стали расходиться с делами. В реальной жизни сплошь и рядом возникали ситуации, подобные той, о котором рассказал на XII Дальневосточной партийной конференции секретарь ЦК профсоюза рыбников И.И. Синчук: «Профсоюзы в крае отданы на откуп небольшой группе коммунистов, работающих в профсоюзных органах, причём подчас очень не авторитетным, не облечённым доверием партийных масс». Итак, с одной стороны, в профорганах складывалась узкая каста чиновников-бюрократов, с другой – в результате кооптации пришло много новых, неопытных, слабых работников, с которыми не считались ни партийные комитеты, ни хозяйственники. «Хозяйственники с профработниками не считаются, потому что там сидят слабые люди», – говорилось в одной из служебных записок, направленных Андрееву. Изучив характер жалоб, поданных рабочими цеховому профоргу, автор одной из таких записок сделал вывод, что в большинстве случаев жалобы касаются вопросов, которые должна решать администрация (перемена места работы, установление разряда, предоставление жилплощади, отпуск с завода материалов в личное пользование, о неправильной выписке наряда, о дополнительном отпуске и т.д.). Это свидетельствовало о том, что хозяйственное руководство переложило разбор всех вопросов, не связанных с непосредственной работой человека у станка, на профорганизацию. Так как она не располагает ни средствами, ни материалами, ни правами решать значительное количество этих вопросов, роль профработника и профорганизации оказалась ограниченной положением «коллективного ходатая» перед хозяйственными организациями». Это вызывает подрыв авторитета профсоюзов в глазах рабочих и воспитывает в хозяйственнике отношение к профсоюзу как к своему придатку», – к такому выводу пришли проверявшие профсоюзную работу. Особенно заслуживает внимания вывод о том, что в то время, как директора заводов пытаются игнорировать завкомы, парткомы установили над ними излишнюю мелочную опеку. По словам председателя ЦК союза Шульмана, 1/3 своего рабочего времени председатель завкома отдаёт парткому на предмет согласования с ним своих мероприятий. Партком диктует завкому все до мелочей. Как показывают факты, инициатором снятия профсоюзных кадров, перевода их на другую работу являлись партийные комитеты. Они же игнорировали при этом и мнение профсоюзной массы, а завком и даже ЦК союзов молчаливо соглашались с парторганами. Ни один ЦК союза за 3 года не поставил в повестку дня вопрос о кадрах, не обратился в ЦК ВКП(б). Между тем многие председатели завкомов в тисках между парткомом и директором, признавались в своей беспомощности. Рабочие обвиняли профсоюзы в том, что те канителят, когда нужна быстрая помощь, быстрый ответ. А профсоюзный работник во многих случаях оказывался не в состоянии реализовать своё обещание, и тем самым дискредитировал себя в глазах рабочей массы. Мелочная оценка со стороны парткомов также способствовала дискредитации и падению авторитета профсоюзов. Так, на заводе «Светлана» партком запретил завкому проводить своё решение о вызове на социалистическое соревнование завода «Красная заря». Завком фактически был превращен в подсобный орган, он ни шагу не мог сделать без согласования с парткомом.

Многочисленные факты свидетельствовали о непонимании и недооценке профработы со стороны парткомов. Так, на ряде предприятий парткомы и администрация занимали своими мероприятиями единственный специально отведённый для проведения собраний профдень.

На заводе «Красный гвоздильщик» произошёл такой инцидент. Завком, желая поднять активность рабочих в перевыборной кампании, решил художественно оформить плакатами и лозунгами ворота и заборы завода. Однако милиция категорически запретила вывешивать плакаты и лозунги. Начальник милиции заявил: «В плане украшения города это не предусмотрено, если вывесите – оштрафую». Партком не вмешался в это противостояние, не отстоял право профкома проводить свои выборы и использовать для этого легальные формы активизации трудящихся. Сама система партийного руководства профсоюзами имела серьёзные недостатки. Она сводилась к заслушиванию отчётов председателей ФЗМК на заседаниях парткомов, причём зачастую тогда, когда развал профработы становился очевидным. Решения парткомов принимались стандартные: председатель профкома (цехпрофорг[26]) получал выговор или снимался с работы.

Парткомы не проявляли повседневной заботы об укреплении профсоюзной работы, не оказывали должной помощи в отстаивании их прав, особенно при столкновении с хозяйственниками. ЦК союза также не проявляли своей самостоятельности в решении этих проблем, не оказывали поддержки низовым организациям. Несмотря на разукрупнение ЦК союзов реально не стали ближе к ФЗМК. В силу разбросанности предприятий по территориям, в отсутствии средних звеньев – обкомов ЦК союзов не могли охватить вниманием все организации – между ними, как правило, существовала лишь бумажная связь: потоки бумаг (в среднем по 3 каждый день) шли из ЦК в низовые профорганизации, причём преобладали документы не инструктивного характера, а главным образом письма по вопросам страховых и членских взносов. В тех случаях, когда в низовые организации приезжали инструкторы ЦК союза, они не столько оказывали помощь, сколько занимались сбором материала. Это объяснялось, прежде всего, слабостью и неопытностью инструкторского состава. Они не имели опыта низовой работы, а некоторые вообще оказались впервые на профсоюзной работе. Так, в ЦК союза обувщиков из 5 инструкторов 3 имели стаж 1-2 года и оказались на профработе случайно. Материальное положение инструкторов, как и низовых профработников, было неудовлетворительным – и в плане зарплаты, и жилья, и снабжения. В ЦК союза машиностроения также был слабый инструкторский состав, многие впервые занимались профсоюзной работой, не знали сути дела, не могли оказать практическую помощь на местах. Так же обстояло с инструкторами в других отраслях. Работники обкома союза трикотажной промышленности в течение 7 месяцев выезжали на предприятия Московской области 125 раз, но посещения были краткосрочными и качество помощи невысоким. Поездка инструкторов московского обкома союза рабочих лесосплавной промышленности в Тумскую лесомашинную станцию вообще носила гастрольный характер.

Инструктор Дудкин после своего отъезда с комбината оставил рабочкому записку, где в общих фразах давал указания такого типа: «Обратить особое внимание рабочкомов на усиление их работы в клубах, красных уголках и бараках», «указать участковом комитетам на проведение и учёт ими работы во всех областях», «обязать всех учрабочкомов[27] поднять волну соревнования среди рабочих и служащих».

Профкомы работали, как правило, без плана, в работе преобладал самотёк. Отсутствовала система контроля за выполнением решений.

Жалобы ни на местах, ни в ЦК союзов глубоко не анализировались, прохождение их через проверки было крайне медленным, хотя поводов для беспокойства было более чем достаточно. Так, во многих отраслях в 1934-1935 годах выросло число несчастных случаев на производстве, в том числе и со смертельным исходом (в частности в лесосплавной промышленности). ЦК союзов принимали решения общего характера, в то время как они могли и должны были в ряде случаев обязывать: хозорганы проводить конкретные мероприятия, связанные с улучшением условий труда и быта людей, их снабжения. Руководящие работники ЦК союзов, приезжая на предприятия, как правило, общались с дирекцией, не беседовали с рабочими в цехах, не интересовались их нуждами, их оценкой работы завкома. Так, председатель ЦК союза [электропромышленности и электростанций] Зеликов, приезжая на московский электрокомбинат, в основном встречался с директором завода Петровским, в то время как у рабочих накопилось множество проблем, которые могли бы получить разрешение с помощью ЦК союза. А именно: пришёл в упадок дом отдыха, принадлежавший профсоюзной организации, и его забрало заводоуправление; в общежитиях инженерно-технических работников острая нужда в кроватях, стульях; территория вокруг бараков была грязная, обкуривалась ядовитым дымом и т. д. На заводе «Электросила» развалился клуб, что резко снизило возможности культурно-воспитательной работы.

В целом профсоюзы – от низовых организаций до высших руководящих органов – мало внимания уделяли проблемам материально-бытового положения трудящихся, организации их досуга, культурному развитию. Особенно тяжёлыми были условия жизни и труда в отдалённых от центра районах, в частности на предприятиях цветной металлургии. Так, на Садонском руднике в общежитии холостяков не было простыней, полотенец, тумбочек – посуда, хлеб, продукты лежали под кроватями. Столовая ютилась в тесной комнатушке, в то время как рядом в 4-х комнатах разместилась канцелярия ОРСа[28]. В детском саду с потолка сыпался песок, не было уборной; в детяслях[29] на 45 детей имелось 4 горшка и всего 20 кроватей: дети спали по очереди или сидя. Профсоюзная организация бытом рабочих не занималась, не вела борьбу за чистоту и опрятность жилищ, не проявляла заботы о людях.

Эти проблемы не входили в число приоритетных задач профсоюзов и проходили мимо внимания ЦК союза: на первом плане были задачи производства, выполнения техпромфинплана[30]. В центральных районах, в крупных городах, население которых бурно росло, особенно острыми являлись проблемы нехватки жилья, детских учреждений. На фабрике «Парижская коммуна» работало 3906 женщин, и многие воспитывали детей одни, без мужей. Характерная примета времени – середины 1930-х годов – когда во всю ширь развернулась охота за людьми; классово чуждыми элементами, кулаками, оппозиционерами и так далее – многие мужья оставляли своих жён и уезжали, не сообщив адреса (а может быть, жёны скрывали это, беспокоясь за жизнь и свободу близкого человека). Работающим женщинам, оставшимся без мужей, некуда было девать детей: яслей и детсадов не хватало. В одном только цехе пошивочной фабрики «Парижской коммуны», где трудилось 175 женщин, в цехком было подано 70 заявок на места в детских учреждениях, но удовлетворить всех не представлялось возможным. В результате некоторые женщины, уходя на работу, привязывали верёвками к кровати оставшихся дома малышей.

Существовала масса других проблем, связанных с оплатой труда, «уравниловкой», нередко вызванной частым и необоснованным пересмотром норм выработки; с охраной труда, применением труда женщин и подростков и т.д. Характерно, что ни один ЦК союза [не] поставил перед ЦК ВКП(б) ни одного принципиального вопроса.

Это не кажется странным, если учесть, что во главе большинства ЦК союзов стояли назначенцы, только прошедшие кооптацию. Естественно они не чувствовали себя достаточно уверенно, у них не хватало прав и ответственности, чтобы доходить до верхних этажей власти, отстаивать интересы рабочих и служащих. К тому же они не получали поддержки и подлинного руководства со стороны ВЦСПС. Многие председатели ЦК союзов, и в частности Зеликов, Шульман, Соболь, жаловались, что ЦК работают «с завязанными глазами», действуют сами по себе, не получая руководящих указаний ВЦСПС, где годами не заслушивались их отчёты, где подолгу не рассматривались их предложения. С большим трудом приходилось добиваться приёма у секретарей ВЦСПС, чтобы разрешить назревшие проблемы, но и в этом случае, как правило, председатели ЦК союза не получали конкретной рекомендации или поддержки, им говорили: «Мы не няньки, решайте сами». Годами ожидали руководители отраслевых союзов от ВЦСПС разработки и принятия Устава профсоюзов, утверждения профкарт ряда профсоюзов, установок по возобновлению заключения колдоговоров. Вместо этого ВЦСПС нередко давал бессмысленные и невыполнимые директивы. Так, 7 июня 1935 года было принято постановление секретариата ВЦСПС произвести за 10–12 дней медосмотр всех рабочих-подростков – миллион человек. Между тем сам ВЦСПС не подавал примера оперативности в решении актуальных задач. Так, с выделением новых областей – Калининской и Оренбургской появилась необходимость создания там профорганов. Вопрос об этом был поставлен перед ВЦСПС ещё в марте 1935 года. Но и спустя 5 месяцев он ещё не был решён. Не получила разрешения проблема организации контроля за органами здравоохранения в условиях разукрупнения союзов и ликвидации межсоюзных органов. Наконец, перед ВЦСПС, хозяйственными органами и ЦК союзов был поставлен вопрос о неправильном распределении предприятий по союзам при разукрупнении, и это признали также работники ЦК ВКП(б), проверявшие работу профсоюзных организаций. Одним из мотивов разукрупнения профсоюзов послужило утверждение, что при изменившейся системе управления экономикой профсоюзам придётся иметь дело с несколькими хозяйственными субъектами, что усложнит работу союзов. Приводился даже такой пример: ЦК союза металлистов был связан более чем с 30 хозяйственными объединениями (это был ещё один повод для разгона союза металлистов). Но в результате разукрупнения 1934 года произошёл обратный процесс: некоторые главки (тресты) стали обслуживаться 4-6 профсоюзами. Так, предприятия Главметиза НКТП[31] были распределены по 4-м союзам (союз рабочих металлоизделий, союз автопромышленности, союз точного машиностроения, союз металлургов Востока). Предприятия Главмашдетали НКЛП[32] оказались распределёнными по 6 союзам (союз металлоизделий, среднего машиностроения, кожевенной промышленности, хлопчатобумажной промышленности Ивановской области и союз хлопчатобумажников Московской и Ленинградской областей). Трест Мединструмент[33] стал «партнёром» 4-х союзов, трест Мосгормед – также обслуживался 4 союзами, как и Свердловский металлический трест, а на трест подсобных предприятий Главмашдетали «выходили» 5 производственно-территориальных союзов. Как отмечалось в служебной записке в ЦК ВКП(б), множественность профсоюзов, обслуживающих идентичные по характеру производства и выпуску продукции предприятия, создаёт исключительные неудобства в работе как главков (трестов), так и самих профсоюзов. В этих условиях чрезвычайно затруднительно проведение иных мероприятий по вопросам зарплаты, тарификации, нормирования, охраны труда, колдоговорной кампании». При правильном распределении предприятий по союзам, число профсоюзов, обслуживающих отдельные главки, могло быть сокращено. Однако ВЦСПС не торопился дать ответ, а тем более принимать меры. В результате в главках и трестах для разрешения тех или иных проблем в приёмной у хозяйственников порой скапливалось несколько представителей разных профсоюзов, обслуживающих предприятия данного треста, а его начальники отмахивались от профсоюзников как от надоедливых мух. Все это ещё более снижало авторитет профсоюзов, который и так был невысок в глазах рабочих и служащих, недовольных тем, что профсоюзные организации не считают нужным посоветоваться с ними по самым элементарным вопросам. Мнения членов профсоюзов так выразили инженеры завода «Серп и молот» Френкель и Петров: «Нет гласности и учёта настроений рабочих в деле распределения путёвок и подбора различных кандидатур. Всё делается мгновенно, так называемо – "оперативно". Чувствуется, что кто-то за тебя решил, а на твою долю осталось только проголосовать». «Член союза не чествует себя хозяином, мнение которого спрашивали и с которым бы считались через собрания, совещания и т.п.»

Таким образом, разукрупнение профсоюзов не только не разрешило актуальных проблем профдвижения, но даже их преумножило, привело к массовой кооптации и назначенству в профсоюзных органах. Характеризуя ситуацию, сложившуюся в профдвижении в середине 1930-х годов, газета «Известия» позже сообщала: «По нескольку лет завкомы, обкомы, ЦК союзов и ВЦСПС не отчитывались перед своими избирателями. Широко практиковалось назначенство, процветали канцелярско-бюрократические методы работы. Люди руководили из кабинетов, смещая и назначая работников, словно для них не существовало никаких принципов демократии. Выработался какой-то "оптовый" подход к людям, нежелание видеть отдельного человека с его нуждами и заботами, удовлетворять которые и призваны профсоюзы». Правда, газета тут же нашла виновников – троцкистов и бухаринцев, врагов народа, которые и «использовали эти недостатки» в своих интересах. Но в главном – в оценке сущности самих недостатков и их причины – газета была права: нарушение основ профсоюзной демократии привело к деформации профдвижения и снижению авторитета профсоюзов в глазах трудящихся.

2. Встреча с вождём

В январе 1935 года в ВЦСПС наконец-то было принято постановление о проведении выборов ФЗМК. Его уже давно ждали профсоюзные организации страны.

Прошло три года с тех пор, как повсеместно перед IX Всесоюзным съездом профсоюзов СССР состоялись выборы руководящих профорганов снизу доверху. Столь долгий перерыв между выборами свидетельствовал о серьёзном нарушении норм профсоюзной демократии, и ВЦСПС здесь выглядел не лучшим образом.

Справедливости ради следует сказать, что за прошедшие три года на профсоюзы, и, прежде всего, на ВЦСПС, нахлынула лавина неожиданных и безотлагательных дел, потребовавших много сил и времени. Аппарат ВЦСПС не поспевал за реорганизациями, которые обрушились на его плечи. Не успели справиться с одним разукрупнением, как в 1934 году подкатила вторая, ещё более мощная волна дробления профсоюзов. Понадобилась большая организационная работа – от подбора и расстановки кадров до территориального размещения новых ЦК союзов и бытового обустройства руководящих профработников. А тут ещё внезапно государство сделало «подарок» профсоюзам, передав им часть своих функций. В 1933 году к профсоюзам отошли функции упразднённого Наркомата труда по управлению социальным страхованием и охраной труда. А в 1934 году им были переданы права низовых организаций ликвидированного Наркомата РКИ[34] на предприятиях по контролю за рабочим снабжением, торговлей, культурным, коммунально-бытовым и медицинским обслуживанием трудящихся. Не имея конкретного опыта работы в этих сферах, особенно в области социального страхования, профсоюзы сначала входили в курс дела, потом перестраивали социальное страхование по отраслевому принципу, подбирали новые кадры. Всё это оттеснило на второй план отчётно-выборную кампанию, что и вызвало непозволительные задержки с её проведением. Об этом многократно говорилось на пленумах профсоюзных органов, особенно в низовых организациях. Под напором снизу и было принято январское постановление о выборах ФЗМК. Примечательно, что эти выборы намечалось проводить не как общую единовременную кампанию. Секретариат ВЦСПС принял решение, что ЦК союзов сами при согласовании с соответствующими совпрофами, применительно к условиям своей работы определят место и время начала выборов. Таким образом, ВЦСПС перекладывал на ЦК союзов всю руководящую и организационную работу, а сам как бы оставался в стороне.

Выборная кампания стартовала только весной, когда на отдельных предприятиях, в том числе и на Кировском заводе в Ленинграде, прошли выборы в цехах и профгруппах. Об этом с большим опозданием и скороговоркой сообщила газета «Труд». 17 мая здесь в разделе «Хроника» появилась заметка в несколько строк под названием «Начались выборы». По сути дела профсоюзная печать обошла своим вниманием важное событие в жизни профсоюзов, а ВЦСПС и ЦК союзов не дали прессе указаний на этот счёт. Однако начавшаяся выборная кампания была внезапно приостановлена...

3. Опасная беседа

Едва в стране закончились первомайские шествия и торжества, как новое известие всколыхнуло советское общество: 4 мая 1935 года И.В. Сталин произнёс речь, где решительно осудил «неслыханно бесчеловечное отношение обюрократившихся кадров» к простым людям, труженикам, «этому самому драгоценному капиталу». Пресса получила задание освещать факты злоупотреблений по отношению к трудящимся, что могло вызывать недовольство рабочих и сдерживать их творческую активность.

Речь Сталина в защиту простого человека от бюрократов-чиновников прозвучала тогда, когда в стране шли массовые аресты зиновьевцев. Готовился грандиозный политический судебный процесс над «новой оппозицией». На этом фоне начавшиеся выборы ФЗМК проходили вполне буднично и незаметно. И вдруг произошло то, что в печати позже было названо «беседой товарища Сталина с руководящими работниками ВЦСПС». Пресса с запозданием и крайне скупо сообщала об этой встрече. Неясно было, где и когда она происходила, кто именно на ней присутствовал. Только отдельные фрагменты из публичных выступлений двух секретарей ВЦСПС частично проливали свет на эту беседу. Сегодня рассекреченные архивные документы дают возможность узнать некоторые подробности этой таинственной встречи и её последствия. Ранее закрытые для исследователей стенограммы заседаний партгруппы президиума ВЦСПС дают ответ на многие возникающие вопросы. Прежде всего, кто кроме вождя участвовал в этой встрече, о чём там шла речь, каков был характер этой беседы?

«Меня и товарища Полонского вызвали в ЦК партии, – сообщил на собрании партгруппы первый секретарь ВЦСПС Н.М Шверник. – И там тов. Сталин задал вопрос о том, как обстоит дело с перевыборами фабрично-заводских комитатов».

Из взвешенной, дозированной информации осторожного Шверника создавалась картина спокойной доброжелательной беседы с вождём. Иначе воспринимался этот разговор со слов другого участника встречи Полонского. Да, и на собрании партгруппы президиума ВЦСПС эта встреча характеризовалась совсем по-другому, а именно – как «вызов в Политбюро и факт, имеющий политическое значение».

Действительно, в журнале посещений Сталина отмечено, что 26 мая 1935 года в кабинете вождя побывали одновременно Н.М. Шверник, В.И. Полонский, а также члены Политбюро, секретари ЦК ВКП(б), курировавшие профсоюзы, Л.М. Каганович и А.А. Андреев. Это говорило о том, что руководителей ВЦСПС вызывали не для приятной беседы, а «на ковер», для отчёта и хорошей нахлобучки. Об этом свидетельствует и характер вопросов, заданных профсоюзникам.

Тов. Сталин спросил руководителей ВЦСПС: «Почему втихую началось неорганизованное переизбрание фабрично-заводских комитетов? Почему начали перевыборы без подлинной пролетарской демократии? Кому нужно, чтобы при перевыборах протаскивали списки неугодных рабочим и служащим кандидатов?» – эти и другие подробности поведал секретарь ВЦСПС В.И. Полонский в своей речи на собрании членов ВЦСПС, ЦК союзов, МОСПС и московского профактива совместно со стахановцами в ноябре 1935 года. Откровенный и эмоциональный рассказ Полонского служит важным дополнением к сдержанному, в спокойных тонах сообщению Шверника. Сразу же после возвращения из Кремля он созвал собрание партгруппы президиума ВЦСПС и доложил о встрече с вождём. Своими впечатлениями поделился и Полонский. Оба участника встречи хорошо запомнили слова вождя. Полонский рассказывал, что, придя домой, он записал всё услышанное. Однако каждый из участников по-своему воспринял этот разговор, по-разному его интерпретировал и расставлял акценты. Разные подходы и позиции побудили даже члена президиума ВЦСПС Чувырина заявить на собрании партгруппы: «Для меня неясно: чья информация правильная: Шверника или Полонского? Эти две политически разные установки». Но в любом случае вывод напрашивался один: вождь и, соответственно, Политбюро недовольны начавшейся выборной кампанией и предложили её приостановить. На одном из заседаний партгруппы президиума ВЦСПС по этому вопросу (а таких заседаний было несколько) Шверник доложил следующее:

– Тов. Сталин сказал, что нужно перевыборы провести на основе тех задач, которые должны быть положены в основу документа, платформы по выборам фабрично-заводских комитетов. Это необходимо сделать, чтобы устранить самоуспокоенность у работников профсоюзов и повести самую решительную борьбу за профдемократию, за выборность. Нужно подвергнуть работу фабрично-заводских комитетов самокритике с тем, чтобы можно было выбрать авторитетных людей из среды рабочих, могущих драться за профсоюзы. Затем надо установить порядок выборов.

Судя по словам Шверника, вождь партии проявил большой интерес к технологии выборов в самой массовой общественной организации. «Я сказал, что мы намечаем прямые перевыборы произвести вместо того, чтобы проводить двухстепенные выборы, – делился впечатлениями Шверник. – Тов. Сталин задал вопрос: "Какие это прямые выборы?" – "Такие выборы, чтобы рабочие непосредственно выбирали представителей в ФЗК, а не выбирали уполномоченных на конференцию, а конференция – в фабрично-заводской комитет". Тов. Сталин сказал, что это подходяще. Затем голосование должно быть не по спискам. Тов. Сталин сказал, что это хорошо, а то список выставят, голосуют, и масса не в состоянии выдвинуть людей, которые пользуются среди неё авторитетом».

Вождь поинтересовался также, много ли народа сидит в завкомах. Я сказал, что на Путиловском заводе до перестройки было 150 человек в пленуме завкома, а после сокращения довели до 25 человек. Тов. Сталин сказал, что нужно обратить внимание, чтобы не было громоздких пленумов, а чтобы были такие пленумы, которые бы оперативно руководили работой.

Думается, что больше оперативности вождя волновала проблема управляемости. В этом смысле широкие пленумы могли оказаться менее податливыми и управляемыми – с одной стороны, и более оппозиционными – с другой. Примечательно отношение Сталина к введению тайного голосования при выборах профорганов. Сталин, которому Шверник рассказал о том, что есть такое предложение у некоторых товарищей, отнесся к этому неодобрительно. «Товарищ Сталин сказал, что тайное голосование производят там, где есть недоверие. К профсоюзам нет недоверия, поэтому тайное голосование не нужно», – сообщил Шверник. Однако через два года позиция Сталина по этому вопросу изменится, что свидетельствует о гибкости его тактики в отношении к массовой общественной организации при жестокости и неизменности стратегии.

На встрече с секретарями ВЦСПС вождь затронул и другую злободневную тему о разукрупнении профсоюзов. Шверник так рассказал об этом: «Товарищ Сталин задал вопрос: "А что с разукрупнением, не вышло?" – "Я говорю: как не вышло? Вышло". – "А что же ЦК союзов не слышно, что делают они? Ни одного вопроса не ставят в ЦK партии. Я ежедневно получаю 1,5 тысячи писем и различных записок, и среди них я не вижу записок ЦК союзов. Кто сидит в ЦК, что они там делают? Такая оторванность союзов от масс ставит вопрос перед рабочими, нужны ли нам профсоюзы"». Далее разговор подошёл к опасной черте – о кризисе профсоюзов. Правда, вождь смягчил это заявление, добавив слово «своеобразный». В чём же виделся вождю этот «своеобразный» кризис профсоюзов?

Шверник в своём выступлении на заседании партгруппы президиума ВЦСПС не выпячивал это положение Сталина, а подошёл к нему исподволь, расшифровывая слова вождя.

Затем тов. Сталин говорит, что необходимо иметь в виду, что у нас в стране обстановка изменилась, что профсоюзы раньше могли бастовать – теперь бастовать они не могут. Демагогию поддерживать, защищать – это тоже не их дело и не наша политика. И получается разбросанность в работе союзов. Нет ещё звена, за которое они могли бы уцепиться, и профсоюзы переживают своеобразный кризис. Трудность работы в том, что они не нашли своего места, и ясно, что не случайно среди отдельных рабочих имеются разговоры, рабочие не хотят платить денег в союз, если не чувствуют заботы о себе и если не чувствуют материальной заботы со стороны профсоюза. «Забота, – он говорит, – самое главное, – подчеркнул Шверник. – Он говорит, – обстановка у нас изменилась. Государство больше заботится о рабочих. Хозяйственник тоже заботится о рабочем, строит жильё, помогает рабочим. Что же делают профсоюзы? Социальное страхование – это средства государственные. Надо зацепить материально рабочего, чтобы он чувствовал, что профсоюз ему нужен».

Сталин проявил интерес и к бюджету социального страхования, и к материальным возможностям касс взаимопомощи, отметив их скромную финансовую базу – «капля в море». Далее разговор перешёл в плоскость конкретных задач, которые вождь партии ставил перед профсоюзами. Шверник так рассказал об этом:

«Тов. Сталин говорил, что надо, чтобы у нас не было той успокоенности, которая имеет место среди профсоюзов, что опасно самоуспокаиваться и отрываться от масс. Нужно перевыборы провести, развить самокритику работы профсоюзов, разработать, как нужно выбирать ФЗМК и ЦК профсоюзов и вокруг этого мобилизовать рабочих на перевыборы. Тов. Сталин сказал: "Дайте платформу о перевыборах фабзавкомов!", Нам было дано 10 дней, чтобы такую платформу мы дали. Тов. Сталин подчеркнул, что этот документ должен быть самокритичным, он должен вскрыть те недостатки, которые имеются в профсоюзах, чтобы профсоюзы могли повернуться к тем задачам, которые стоят перед ними».

Однако с написанием документа-платформы дело затормозилось из-за возникших разногласий. На заседании партгруппы 4 июня 1935 года после сообщения Шверника с докладом выступил Полонский, который подверг резкой критике предложения первого секретаря ВЦСПС, дав своё толкование слов вождя и высказав свои мысли о дальнейшей работе профсоюзов. Говоря о кризисе профсоюзов, Полонский делал упор на недостатки в работе руководящих профорганов и, прежде всего ВЦСПС. Разгорелась острая полемика, она продолжалась до 4 часов 30 минут утра. Стенограммы заседания не велось, о чём потом сожалел член президиума ВЦСПС Чувырин, упрекая Полонского в затяжке с подготовкой платформы к выборам из-за затянувшихся споров и даже политической безответственности. Так, на заседании партгруппы 14 июня, где все выступления стенографировались, Чувырин заявил, что на предыдущем собрании коммунистов, членов президиума ВЦСПС, где обсуждался вопрос о работе профсоюзов, «Полонский выразился прямо: обанкротилось профруководство». «Кто дал Вам право искажать слова тов. Сталина?» – гневно спрашивал Полонского Чувырин.

Для справки

Чувырин Михаил Евдокимович родился 9 января 1883 года, ст. Моховая Нижегородской губернии ([умер] 4 сентября 1947 года, город Москва). Из крестьян. Член партии с 1903 года. С 1902 года работает в Сормово. За революционную деятельность с 1904 года находился в ссылке. С 1918 года – на профсоюзной, партийной и военной работе. С 1929 по 1932 год – председатель Украинского Совета профсоюзов. Затем секретарь Донецкого ОК ВКП(б), председатель облисполкома[35], председатель комиссии по чистке в Днепропетровской области. С февраля 1936 года председатель ЦКпрофсоюза электрослаботочников. С 1938 года заведующий ревизионной группы ВЦСПС. Член ЦК ВКП(б) в 1934-1939 годах. Член ЦК[36] в 1927-1934 годах. Член президиума ВЦСПС в 1932-1937 годах.

Указывая на противоречивость толкований высказываний Сталина в выступлениях Шверника и Полонского, бывший председатель комиссии по чистке парторганов (а также и профорганов) на Украине Чувырин задавал вопрос присутствующим: «С каких это пор мы относимся к словам вождя мирового пролетариата с противоположных сторон?»

Действительно, разногласия обнаружились с первых шагов работы комиссии, созданной на первом же заседании партгруппы для написания платформы к выборам ФЗМК. В состав её первоначально входил и Полонский. Но его оценки и предложения не совпадали с мнением Шверника и большинства коммунистов ВЦСПС. Поэтому партгруппа выбрала новую комиссию для выработки платформы в составе Шверника, Лозовского и Аболина. Они подготовили текст документа, который обсуждали на заседании партгруппы 19 июня 1935 года, а прежде – на расширенном её собрании 14 июня, когда были приглашены все председатели ЦК профсоюзов, (а при их отсутствии – секретари). Полонский представил свой проект платформы и отстаивал свою точку зрения. Прежде всего, он широко толковал сталинское положение о своеобразном кризисе профсоюзов и в смысле плохой работы профсоюзов в целом и как кризис в руководстве профсоюзами. Тем самым был брошен камень в адрес руководства ВЦСПС и, в частности, Шверника. Но тот, ухватившись за этот тезис, обвинил Полонского в политической безответственности и его формулировку назвал антипартийной, поскольку профсоюзами руководит партия и подобное положение в платформе о выборах может быть неправильно истолковано как критика в адрес партии. Полонский настаивал на том, что существует глубокий кризис профсоюзов, и он выражается в том, что после устранения «правых» во главе с Томским, которые «не только сбились, но и сворачивали всё профдвижение с пути […] на отличную от линии партии позицию», профсоюзы так и не могут выйти на правильную дорогу, нащупать правильно свои новые функции. В ответ на это Шверник обвинил Полонского в антипартийности, в игнорировании положительной оценки роли профсоюзов в документах XVI и XVII съездов партии и, в частности, того, что под её руководством профсоюзы провели большую борьбу по выкорчёвыванию правого оппортунизма.

Но самый главный спор возник вокруг тезиса Полонского о том, что профсоюзы, плохо работая, выхолостили свою роль как школы коммунизма.

«Профсоюзы работают как ведомство, а не как школа коммунизма. Хотя бы один острый вопрос в последнее время мы поставили так, чтобы хозяйственники почувствовали руку профсоюзов? Разве случайно, что на президиуме ВЦСПС, где присутствуют председатели ЦК профсоюзов, нет ни одного хозяйственника серьёзного? – заявлял Полонский. – Разве это характеризует высокий уровень профсоюзного руководства? Нет. Это характеризует обратное – потерю уважения. Разве ЦК союзов уважают свой ВЦСПС? Как можно расшифровать то, что сказал тов. Сталин? Рабочий класс процветает, а профсоюзы процветают? Некоторые считают, что прозябают... Бесконтрольность, недисциплинированность, распущенность, полная потеря классовой бдительности. Устава профсоюзов до сих пор нет... Мы оказались плохими руководителями: не добились, чтобы был профсоюзный устав. У нас нет колдоговора, который бы фиксировал права рабочих и хозяйственника... Соцстрах работает такими же методами, как НКТ, как любое ведомство. У нас некоторые гордятся тем, что профсоюзы – большой наркомат. Мы свою роль как школы коммунизма выполняем плохо. Как путёвки распределяем? Рабочие не чувствуют, чтоони распоряжаются средствами соцстраха, что они хозяева».

Многое из того, о чём говорил Полонский, было справедливо и находило отклик у опытных профсоюзных работников. Так, председатели ЦК союзов и члены президиума ВЦСПС Стриевский, Авдеева, Мороз, Карклин находили в словах Полонского и его проекте ряд правильныхположений, хотя не соглашались с пунктом о выхолащивании роли профсоюзов как школы коммунизма. Стриевский, председатель ЦК союза рабочих тяжёлого машиностроения, считал справедливым тезисо кризисе в профсоюзном руководстве.

«Не случайно мы не имеем пересмотра колдоговора в этом году, – сказал Стриевский. – Надо было ещё раз вопрос поставить; если Совнарком[37] не принял, то в ЦК партии надо было идти; отказали – надо ещё раз через месяц поднимать. Мы себя дискредитировали в глазах рабочих, что не пересмотрели колдоговор». Председатель ЦК союза хозяйственных учреждений Карклин считал, что нельзя говорить о банкротстве всего руководства ВЦСПС, нужно говорить об отдельных ошибках. Председатель ЦК союза авиаработников Соболь заявлял, что «в аппарате ВЦСПС и секретариате есть огромные недостатки». Председатель ЦК профсоюза работников торговли Мороз видел заслугу Полонского в том, что «он бузит». «Он человек новый. Мы с вами, – обратился к собравшимся Мороз, – со многим свыклись. Так, мы установили институт уполномоченных ЦК союзов. Полонский говорит: "Это противоречит выборности"; по существу, одному человеку даны все права. У Полонского есть ряд правильных пунктов».

«Полонский внёс боевое настроение, – заявила председатель Медсантруда[38] Авдеева. – Он резко поставил целый ряд вопросов, вслух сказал то, что ставилось за углом. Было страшно слушать, когда старые профсоюзные зубры говорят о том, что профсоюзы не руководят, что Шверник не принимает, Владимир (Полонский) показал, что всё это надо резко записать. Недостаток Володи, за который его много раз партия била, то, что, начав правильно, он потом скатывается. Выхолащивание школы коммунизма – это неправильно».

Парируя заявление Полонского и тех, кто его поддерживал, Шверник сконцентрировал внимание собравшихся на роли профсоюзов в условиях социализма, напомнив ленинские слова: «Если профсоюзы выхолостили и отодвинули на задний план или предали забвению выполнение своей основной задачи быть школой коммунизма, то чем же они тогда являются?» – говорил Шверник. Это в корне политически неправильно. Выходит, они не являются становым хребтом пролетарской диктатуры, что это другая организация и у них особые задачи, они находятся в противоречии с государством? Такая оценка профсоюзов не имеет ничего общего с действительностью, с той ролью, которую выполняют профсоюзы как школа коммунизма. Такая оценка профсоюзов – антипартийная. Шверник заявил, что Полонский усугубил свою ошибку, представив новый документ, где он «говорит о бюрократическом перерождении профорганов, отрыве профсоюзов от масс и искривлении политики партии в профдвижении». Ссылаясь на доклад Сталина на XVII съезде партии, где говорилось об успехах в стране и о роли профсоюзов, которые помогли партии организовать эти успехи, Шверник подчеркнул: «Мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь бросал политическое обвинение, сводил на нет борьбу, которую мы вели под руководством Сталина, борясь с правыми, выкорчёвывая эти элементы».

Позицию Шверника поддержали Вейнберг, Чувырин, Аболин, Лозовский и другие – большинство присутствовавших на расширенном заседании партгруппы президиума ВЦСПС.

В центре полемики оказался также вопрос о том, каким должен быть главный лозунг профсоюзов на современном этапе: сохраняет ли своё значение в новых условиях лозунг «лицом к производству»? Тут мнения разделились. Лозовский высказался определённо: «Если в реконструктивный период лозунг был «лицом к производству», то теперь нужен новый лозунг и новое содержание. Всё это дается в речи тов. Сталина». Очевидно, имелась в виду речь Сталина 4 мая. Вместе с тем Полонский высмеял формулировку, предложенную комиссией из «трёх чиновников» (Шверник, Аболин, Лозовский): «Откуда такое выдумали: профсоюзы лицом к материальным и культурным запросам рабочих масс, что вопросы производства совсем отпадают?»Полонский заявил, что такой лозунг был бы пригоден для капиталистических стран, но ни в коем случае не для советских профсоюзов. Он уловил даже «меньшевистский душок в обращении ко всем недовольным, угнетённым» и впрямую обвинил в меньшевистских взглядах выступившего Лозовского, намекая на его прошлое.

Шверник отверг эти обвинения. Он напомнил лозунг Сталина «Кадры решают всё». «У нас тоже – забота о людях, о членах профсоюзов. Этовытекает из лозунга тов. Сталина, – разъяснял Шверник положения проекта платформы, представленного комиссией. – Лозунг "Лицом к производству" стоял в начале реконструктивного периода, а на новом этапе должен быть заменён лозунгом «Профсоюзы – лицом к материальным нуждам и культурным запросам рабочих масс». Мы первым пунктом поставили зарплату, а не соцстрах. Зарплата – основа материального благосостояния рабочих – должна быть предметом постоянного внимания профсоюзов […] Мы говорим о защитной функции профсоюзов, но эти функции являются производственной работой профсоюзов […] Вопросы зарплаты не только материальные, но и производственные».

Однако некоторые присутствовавшие на собрании партгруппы считали неверным заменять лозунг «Лицом к производству», так как в партийных документах на этот счёт ничего не говорилось. Председатель ЦК союза рабочих резиново-каучуковой промышленности Егорова высказалась против снятия лозунга. Не понравилась ей и формулировка, предложенная комиссией Шверника. Базой для работы профсоюзов, по её мнению, должен быть лозунг Сталина «Лицом к человеку, кадрам, овладевшим техникой».

Близкой к этой была и позиция члена президиума ВЦСПС, председателя ЦК союза железнодорожников Воропаева: «Лозунг "Лицом к производству" хорош, только его извращали. Профсоюзники боятся ставить бытовые вопросы, и только сейчас стало ясно, когда пришёл тов. Каганович в ЦК союза на совещание, собрал политотделы, где сказал, что остро ставить вопросы – это не только не правый оппортунизм, а заслуга профсоюзов». При этом Воропаев заявил, что кризиса нет, а скверно работает ВЦСПС – Шверник и другие руководители.

Для справки

Воропаев Фёдор Григорьевич родился 23 ноября 1888 года в дер. Хоботово Тамбовской губернии (умер 27 июня 1958 года, Москва). Из крестьян. Член партии с февраля 1917 года. По окончании земской школы работал по найму, в железнодорожных мастерских, в депо. В 1910 году был одним из организаторов союза мастеровых и рабочих московского железнодорожного узла. В октябре 1917 года – председатель ВРК ст[анции] Москва – Павелецкая. После октября 1917 года на партийной работе на железной дороге, в НКПС[39], директор завода, электростанции. С 1930 года первый секретарь московского облсовпрофа. В 1930 – 1931 годах – председатель ЦК профсоюза работников машиностроения. Затем секретарь МГК[40] ВКП(б), начальник политотдела ряда железных дорог. С 1935–1937 годов председатель ЦК железнодорожников центра. Был репрессирован. С 1954 года – персональный пенсионер.

Секретарь ВЦСПС Аболин доказывал, что нужен лозунг «Внимание к живому человеку». Он вытекает из нового периода, новой обстановки и задач профсоюзов, из лозунга тов.Сталина «Кадры решают всё».

Из-за разнобоя во мнениях некоторые предлагали все наработанные материалы передать в ЦК партии, чтобы там их рассмотрела комиссия и с её помощью была разработана платформа к выборам.

На этом настаивал и Полонский, утверждая, что самостоятельно ВЦСПС не сможет выработать нужный политический документ. Это вызвало резкое возражение Шверника. Не случайно Полонский ведёт такую линию, чтобы доказать безыдейность, беспомощность президиума ВЦСПС или партгруппы при представлении документа ЦК партии, сказал Шверник. Это вытекает из того, что в беседе с тов. Сталиным Полонский требовал создания партийной комиссии и сказал, что у нас ничего не выйдет. Обращаясь к Полонскому и критикуя его за антиленинскую, антисталинскую позицию по вопросу о роли профсоюзов, Шверник говорил: «Ты хочешь делать всё возможное, чтобы представить нас беспомощными, чтобы мы пришли в ЦК ВКП(б) и сказали, что мы ничего сделать не можем. Мы идём в ЦК партии и скажем обо всём, скажем, что считаем твои взгляды неправильными […] Я хочу, чтобы ты мне не мешал». Обычно осторожный Шверник, будучи сильно раздражённым наскоками Полонского, в узком кругу соратников по партии и профсоюзам приоткрыл некоторые подробности встречи со Сталиным. Он с обидой рассказал, что там Полонский доказывал, что сами профсоюзы (руководство ВЦСПС) не в состоянии разработать серьёзный политический документ. Вождь, выслушав Полонского, заметил, что тот критикует профсоюзы издалека, а «мы его послали в ВЦСПС работать и отвечать за ту работу, которую он выполняет».

Запал Полонского и его явная неприязнь к Швернику вряд ли могли понравиться Сталину – он не любил «оппозиционеров», даже если они в чём-то были правы, и не любил тех, кто слишком «высовывался». Через полтора года после этой встречи партия тихо уберет Полонского из ВЦСПС, а затем и из жизни, чтобы он никому не мешал. Но покаещё Полонский «бузил». И он в свою очередь поведал некоторые детали встречи, о которых Шверник умолчал. Когда в ответ на критику профсоюзов, подаваемую вождём как выражение недовольства рабочих своей организацией, Шверник заметил «нам мало помогали», Сталин «прямо сказал, что ЦК помогает тогда, когда считает нужным, когда этого заслуживают, а сплошь и рядом – не помогает, когда не нужно и когда не заслуживают». И ещё на одно обстоятельство обратил внимание Полонский: «Тов. Сталин в беседе прямо сказал: "Вы, думаете, что монополистами стали? Зря. Главное заключается, что никто не хочет идти на работу в профсоюзы. Нет у вас, тов. Шверник, конкурентов, никто не хочет идти на профсоюзную работу"».

«История с выборами ФЗМК – отрыв от масс, самоустранение от выборов, – продолжал Полонский. – Тов. Сталин сказал, что будут спрашивать со всех». «Я думаю, – заявил Полонский, – что ЦК партии кому нужно настегает, что нужно – подправит».

Это хорошо понимали секретари ВЦСПС. А.К. Аболин в своём выступлении в партгруппе заметил: «Нас встряхнул ЦК ВКП(б), мы встряску получили, надо провести в жизнь указания тов. Сталина».

Понимал это и Шверник. Он признавал: «Крупнейшей ошибкой было то, что ВЦСПС самоустранился от выборов ФЗК и дал возможность непосредственно центральным комитетам проводить перевыборы. Это ошибка, которую мы с вами выправим под руководством партии. Жёсткой критике должно быть подвергнуто и положение с пролетарской демократией и выборностью, когда в течение 2-3-х лет перевыборы не производились в целом ряде предприятий».

Партгруппа президиума ВЦСПС собиралась несколько раз для обсуждения проекта платформы. Предложения Полонского были отвергнуты – с одним голосом «против»: его самого. Проект комиссии Шверника с поправками и дополнениями 19 июня 1935 года был принят всеми. Только Полонский проголосовал «против». Партгруппа поручила Швернику окончательно отредактировать и подписать проект, направляемый в ЦК ВКП(б). Партгруппа приняла также особое постановление: выйти в ЦК партии с ходатайством, чтобы председателей обкомов и крайкомов союзов не снимали без согласия ЦК профсоюзов.

Задержка с подготовкой документа обратила на себя внимание вождя. На одном из заседаний партгруппы Шверник рассказал, что когда он был на совещании в ЦК партии Сталин спросил его: «Как у вас с предложениями?» – «Я сказал, что с предложениями дело затягивается, что есть принципиальные споры. Он спросил: какие? Я сказал. Он начал смеяться "выхолостили вы школу коммунизма". А потом говорит: дайте поскорее (документ)».

Однако, видимо, документ, представленный профсоюзниками, в ЦК ВКП(б) не понравился. Вопрос о профсоюзах обсуждался на заседании Политбюро 28 июля 1935 года. Здесь присутствовали и руководящие профсоюзные работники – члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б): Шверник, Полонский, Вейнберг, Лозовский, Михайлов. По вопросу «О работе профсоюзов» выступали Шверник, Андреев, Вейнберг, Полонский, Косарев. В принятом постановлении указывалось:

«а) Предложить ВЦСПС отложить выборы фабзавместкомов. б) Создать для переработки тезисов ВЦСПС к перевыборам фабзавместкомов на основе предложений тов. Сталина комиссию в составе тов. Л.М. Кагановича (председатель), Шверника, Полонского, Вейн-берга, Лозовского, Ежова, Косарева, Мехлиса, Пятакова, Каминского, Фигатнера, Романова, Стриевского, Артюхиной и других представителей ЦК союзов, список которых поручить тов. Кагановичу представить в Политбюро.

Таков был итог встречи с вождём. Но самое главное было ещё впереди и для профсоюзов, и для руководящих профсоюзных работников. А пока все оставалось по-прежнему. И, как прежде, давали себя знать разногласия между Шверником и Полонским – и не столько теоретические, сколько личностные. Возможно, в глазах Шверника, Полонский казался «подсадной уткой», так как его в 1935 году перевели с партийной работы в профсоюзы, и он по указанию ЦК ВКП(б) был кооптирован в состав президиума и секретариата ВЦСПС. С другой стороны, после руководящей партийной и хозяйственной работы (в качестве второго секретаря Московского комитета партии, первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана, а с 1933 года – начальника Политуправления и первого заместителя наркома путей сообщения СССР) Полонский воспринимал ВЦСПС и профсоюзы как «болото» и не раз впрямую говорил об этом, в том числе и на заседании партгруппы президиума ВЦСПС, где обсуждался проект платформы к перевыборам ФЗМК. Это вызывало раздражение у Шверника и других секретарей ВЦСПС, а также у многих председателей ЦК союзов. Сказывалась и разница характеров: сдержанный, осторожный и в силу этого порой медлительный Шверник и взрывной, энергичный, напористый Полонский, привыкший отдавать команды, – более молодой, хотя разница в возрасте составляла всего 5 лет. Поистине, «лёд и пламень не столь различны меж собой», как сказал поэт. И подобно поединку пушкинских героев, схватка двух секретарей ВЦСПС, хотя и не на пистолетах, а словесная, теоретическая, закончилась тем же гибельным исходом для одного из них. Правда, погиб он не от рук соперника, а по приказу вождя, на которого оба «дуэлянта» смотрели как на Бога, и каждый по-своему интерпретировал его слова, услышанные в той самой беседе в кремлёвском кабинете Сталина. Но в середине 1935 года участники встречи с вождём ещё были живы и здоровы, полны надежд и планов и вели «подковёрную» борьбу друг с другом. А вождь смотрел на них и смеялся. Профсоюзам же было не до смеха.

Лишь на исходе лета 1935 года в Москве собралась на своё первое заседание специально созданная комиссия Политбюро во главе с Л.М. Кагановичем для подготовки выборов ФЗМК. Ей предстояло выработать тезисы Обращения ВЦСПС к трудящимся, членам профсоюзов в связи с перевыборами ФЗМК. Для написания разделов документа создали 7 подкомиссий. Одну из них – по оргвопросам, профсоюзной демократии, политработе и профкадрам возглавил недавно утверждённый молодой секретарь ЦК ВКП(б) Н.И. Ежов. Именно ему и его команде, в которую были включены секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев, секретарь ВЦСПС Полонский, руководящие работники профаппарата Чувырин, Юзефович, Салтанов, предстояло наметить пути развития профсоюзной демократии и перестройки работы самых массовых организаций трудящихся. На первом заседании, которое происходило 14 августа, Ежов предложил вводную часть раздела сделать «зубодробительной». Таким образом, в подготовке профсоюзного документа тон задавали представители ЦК ВКП(б). Столь высокий ранг партийных и других общественных деятелей, привлечённых к обычной перевыборной кампании низовых профсоюзных органов, объяснялся тем, что ей придавал особое значение И.В. Сталин, заявивший о своеобразном кризисе профсоюзов в беседе с секретарями ВЦСПС. Повод для такого заявления был. Перестали регулярно созываться профсоюзные съезды, пленумы руководящих профорганов, по 3-4 года не отчитывались и не переизбирались ФЗМК. Назначенство, кооптация, бесконечные кадровые перестановки и смещения приводили к тому, что в иных профсоюзных организациях не успевали запомнить лица и фамилии профруководителей, которые приходили без выборов и уходили, не отчитываясь перед членами профсоюза. На многих предприятиях перестали созываться общие и профсоюзные собрания, а если проводились, то формально, и народ перестал на них ходить. Раздавались голоса, что профсоюзы вообще не нужны, так как не защищают интересы трудящихся.

Многочисленные факты неявок и массовые уходы с собраний, даже по выборам ФЗМК весной 1935 года, не могли не обеспокоить «великого кормчего». Страна готовилась к принятию сталинской Конституции, провозглашавшей расцвет пролетарской демократии. Предстояло сделать решающий рывок в завершении строительства социализма. А главный подводный камень в подхлёстывании страны к социализму грозил вообще исчезнуть. Кризис профсоюзов очевиден. Но что явилось его причиной? Вождь заявил, что профсоюзы отстали, не поняли новых задач, не сумели перестроить свою работу, а руководящие профорганы оторвались от масс. Тем самым Сталин возлагал вину за развал профдвижения, за нарушение профсоюзной демократии на профсоюзы и их руководство. Но ведь именно партия, её ЦК, Политбюро и лично генсек направляли деятельность профсоюзов, разукрупняли, поворачивали их «лицом к производству», направляли кадры в руководящие профорганы. Как отмечалось на одном из заседаний партгруппы президиума ВЦСПС, к середине 1935 года профактив сильно обновился: 3/4 пришли из партии в профсоюзы. В руководящих профорганах высшего эшелона почти сплошь были коммунисты. «Гнилой тред-юнионизм» вместе с Томским и старшими профсоюзными кадрами с их стремлением осуществлять защиту интересов трудящихся, и в первую очередь рабочих, был вырван с корнем. Рабочие и служащие, видя в профсоюзах лишь ремень подхлёстывания к производительному труду, перестали доверять им. Авторитет профсоюзов предельно упал. Равнодушие и пассивность овладели массами. Да и как могло быть иначе, когда в стране попирались самые элементарные права и свободы граждан, в том числе главное из них – право на жизнь. Ведь с самого начала 1930-х годов в стране стали проводиться крупномасштабные политические судебные процессы. Все они были сфабрикованы, признания обвиняемых достигались методами физического и морально-психического воздействия. Один из таких фальшивых процессов в 1931 году по делу так называемого «Союзного бюро меньшевиков» возглавлял профсоюзный лидер Н.М. Шверник. Он председательствовал на этом суде. Ложно обвинённые во вредительстве путём составления заниженных планов, учёные-экономисты, в прошлом меньшевики, давно порвавшие со своей партией, были приговорены к срокам заключения от 5 до 10 лет. Вынося приговор, Шверник как бы олицетворял закон. В то же время его собственная деятельность вплоть до 1932 года, когда, наконец, он был избран в состав ВЦСПС, его президиум и секретариат, в сущности, была незаконной; борясь против кооптации и назначенства, Шверник сам долгое время (с[41] 1932 года) являлся назначенцем. ВЦСПС в этом отношении подавал дурной пример нижестоящим профсоюзным органам. Профсоюзы увядали на глазах. И всё же, думается, не это послужило главной причиной беспокойства Сталина и вмешательства Политбюро и ЦК ВКП(б) в кампанию по перевыборам ФЗМК. Ключ к пониманию этой ситуации дает выступление В.И. Полонского перед профактивом и стахановцами в ноябре 1935 года. Рассказывая о беседе со Сталиным, он привёл слова вождя: «Кому нужно, чтобы при перевыборах протаскивали списки неугодных рабочим и служащим кандидатов? Разве нельзя выдвинуть лучших людей, которых широкая масса охотно выберет на предприятиях руководителями профорганизаций? Надо над этим поработать, тов. Сталин сказал, что такой порядок, который был санкционирован ВЦСПС, он считает неправильным». Он предложил ВЦСПС приостановить такие «перевыборы» ФЗМК и разработать к перевыборам платформу о новых задачах профсоюзов. Создание комиссии Политбюро было как бы актом помощи профсоюзам в подготовке такого документа и восстановлении профсоюзной демократии. Но почему ЦК партии не вмешивался, когда профсоюзы вообще не проводили выборы, а когда они начались, то вдруг возник вопрос о нарушении профсоюзной демократии? Фактически партия усугубила ситуацию, приостановив выборы, – они отодвигались на неопределённое время. Скорее всего, недовольство вождя вызвало, прежде всего, то, что выборы начались втихую, не организованно, без надлежащего руководства и контроля сверху. Хотя вождь говорил о руководстве со стороны ВЦСПС и ЦК союзов, но на самом деле речь шла о том, что не было обеспечено партийное руководство, и в ФЗМК могли попасть нежелательные лица – оппозиционно настроенные или просто смельчаки, которые и впрямь станут защищать интересы трудящихся, отстаивать их права. В таком случае профсоюзы могут заявить о себе как самостоятельные и сильные организации. Можно предположить, что Сталина это не устраивало: профсоюзы были ему нужны как послушные, хорошо управляемые организации, как инструмент для мобилизации масс на выполнение задания пятилетки. Сталина насторожило то, что выборы проходили без руководства со стороны вышестоящих органов, без руководства партии. Более того, ВЦСПС не информировал ЦК ВКП(б) о начале выборов. Это нарушало все правила. В условиях тоталитарного, командно-административного режима, когда каждая мелочь находилась под контролем партии, было совершенно недопустимо, чтобы самая массовая общественная организация проводила выборы самостоятельно, без рекомендаций и надзора со стороны партии.

Такое своеволие заслуживало наказания. Поэтому вождь решил дать урок профсоюзному руководству, чтобы оно не забывало, кто в доме Хозяин, кто в стране главный, кто определяет, когда и как надо проводить выборы. Поэтому не случайно был задан вопрос вождя секретарю ВЦСПС: «Вы думаете, что монополистами стали? Зря». Монополистом в стране была партия и её вождь, и никто другой. Двойной смысл видится и в другом высказывании Сталина, обращённом к Швернику: «Главное заключается, что никто не хочет идти на работу в профсоюзах. Нет у вас, тов. Шверник, конкурента». Здесь и прямой натиск на плохую работу профсоюзов, и выпад в адрес Шверника, как не обеспечившего хорошую работу, и предостережение – пока конкурентов нет, но они могут появиться. Вождь поставил на место секретарей ВЦСПС. Урок был усвоен так хорошо, что профсоюзное руководство безропотно сидело ещё два года в ожидании, когда ЦК партии даст разрешение провести выборы профорганов. Вот так обстояло дело с профсоюзной демократией.

И ещё один аспект разговора со Сталиным свидетельствует о демагогических заявлениях вождя.

Речь идёт о том, как был поставлен Сталиным вопрос о главной задаче профсоюзов. Шесть лет им настойчиво твердили о необходимости «повернуться лицом к производству». Позиция Томского, считавшего, что «профсоюзы существуют для обслуживания масс», была отвергнута как «узкая цеховщина» и аполитичный подход, а его речь Сталин назвал речью тред-юнионистского политикана. И вдруг, шесть лет спустя, генсек предлагает профсоюзам сосредоточить внимание на культурно-бытовых интересах трудящихся, проявлять заботу о живом человеке, его семье, детях, да ещё и называет это главной задачей. «Большинство ЦК профсоюзов, – сказал вождь в разговоре с руководителями ВЦСПС, – не добились необходимой самостоятельности, а ВЦСПС и местные совпрофы зажимают, и профсоюзы дублируют хозяйственников, в то время как их основная задача – сосредоточить внимание на культурно-бытовых вопросах». Об этом рассказал в своём выступлении перед профактивом и стахановцами Полонский. Вождь заявил, что «партия этого добьётся, потому что работа профсоюзов нужна […] с нею связаны насущные нужды и культурно-бытовые вопросы массы». Чем было вызвано такое заявление? Банкротство политики поворота «лицом к производству», хозяйственного уклона в деятельности профсоюзов стало очевидным. Трудящиеся отвернулись от профсоюзов, утративших свою защитную функцию. Политика партии неуклонно вела ко всё большему огосударствлению профсоюзов, и хозяйственный уклон в их деятельности являлся составной частью этой политики. Руководство ВЦСПС теоретически обосновало коренное изменение защитной функции профсоюзов в условиях победившего социализма. В проекте ВЦСПС, подписанном секретарями Н. Шверником и Н. Евреиновым, также отражено это положение. Неудивительно, что в стране с 1933 года перестали заключаться коллективные договоры, а профсоюзы потеряли одну из своих традиционных и эффективных форм работы. Да и некоторые другие формы, и исконные функции работы профсоюзов или исчезли, или были переданы хозяйственным органам. На заре советской власти, в начале 1920-х годов, когда защитная функция и теоретически, и практически присутствовала в профдвижении, поэт В. Маяковский писал в агитационных «Профплакатах»:

Чтоб легче был работы груз,
Коллективный договор заключит союз.
(1921 год)

Чуть позже, в 1927 году, Маяковский написал «Рапорт профсоюзов», где были такие строки:

Среди лесов бесконечного леса,
Где строится страна или ставят заплаты,
Мы будем беречь рабочие интересы –
Колдоговор, жильё и зарплату.

Всё то, о чём в стихах говорил Маяковский, все те традиционные формы и направления работы профсоюзов, которые были характерны для 1920-х годов, оказались утраченными к середине 30-х.

В том же самом документе – проекте Обращения ВЦСПС к членам профсоюзов, трудящимся – утверждалось: «в условиях социализма профсоюзы признают стачечную борьбу ненужной и вредной для интересов пролетариата». Сформулирована была и главная цель профсоюзов: «укрепление диктатуры пролетариата, усиление экономической мощи пролетарского государства, развитие производительных сил и производительности труда […] как основы для улучшения и роста жизненного уровня трудящихся масс». Здесь всё перевернуто с ног на голову. Не государство служит человеку, а он сам – винтик государственной машины. Не интересы людей в центре внимания профсоюзов, а интересы диктатуры пролетариата. Огосударствление профсоюзов стало настолько ощутимым и для масс, и для профработников, что выборы, собрания и прочие атрибуты профдемократии потеряли всякий смысл. Трудящиеся перестали видеть в профсоюзах защитников своих интересов. Рабочие и служащие не могли рассчитывать на поддержку профсоюзов, которые сами заявили о том, что защитная функция изжила себя в условиях победы социализма. И вдруг Сталин заявляет, что забота о человеке – главная задача профсоюзов. Было отчего растеряться секретарям ВЦСПС. Поэтому такая острая полемика и возникла в партгруппе президиума ВЦСПС вокруг того, как увязать эту новую задачу с прежним лозунгом «Лицом к производству», который партия официально в своих документах не отменяла. Поэтому несколько раз переписывался текст платформы ВЦСПС к перевыборам ФЗМК и так и не был одобрен и утверждён в ЦК ВКП(б), пока секретари ЦК партии на VI пленуме ВЦСПС в 1937 году не включились в переработку этого документа.

Смена сталинской тактики в определении задач профсоюзов была столь неожиданной и быстрой, что профсоюзное руководство не поспевало за партией. На заседании партгруппы ВЦСПС член президиума Романов при обсуждении проекта платформы к выборам задал риторический вопрос: «Идём ли мы в ногу с партией?» И в ответ услышал реплику: «Отстаём, ботинки жмут!» Но, пожалуй, ближе к истине было бы сравнение не с ботинками, а с испанским инквизиторским сапогом, который сжимал всё сильнее и сильнее...

Сталинская риторика была коварна и лукава: «Многие не хотят идти на профсоюзную работу, считают её второстепенной или даже третьестепенной. Между тем надо перестроить работу профсоюзов и сделать её интересной».

Сталин ушёл в сторону от подлинной причины того, почему люди не хотят идти на профсоюзную работу. По его словам, выходило, что всё дело в том, что она неинтересная и виновны в этом сами профсоюзы, их руководящие органы. В высказываниях вождя были тонко и лукаво смещены акценты и выпячены не причины, а следствия кризиса профсоюзов. Между тем в служебных записках в комиссию Политбюро Л. Кагановичу и А. Андрееву, в отчётах о проверке состояния работы профсоюзов, которая проводилась ЦК партии в 1935 году, указывались совсем иные причины бедственного положения профсоюзов, и Сталин не мог не знать о них. Более того, многие факты и формулировки, прозвучавшие в беседе Сталина с руководителями ВЦСПС, как сегодня показывают архивные документы, были взяты дословно из этих служебных записок. Так, в одной из них был сделан вывод: сами профорганизации настолько привыкли к нарушению принципа выборности, что многие профработники просто не понимают значения профдемократии. Эту фразу дословно употребил вождь в беседе с секретарями ВЦСПС. Это свидетельствует о том, что он ознакомился с материалами о проверке профсоюзов, поданными работниками аппарата ЦК ВКП(б). Авторы записок зафиксировали как недовольство рабочих своими профсоюзами, так и упадочное настроение профсоюзных работников, которые должны за всё отвечать, а их ругают со всех сторон. Авторы записок честно привели высказывания профработников о том, что большинство своего рабочего времени они тратят на согласование с парткомом своих мероприятий, а партком диктует завкому всё до мелочей, что на профсоюзы оказывают давление и местные партийные органы, и хозяйственники. Характерно, что об этом сообщали сами работники аппарата ЦК ВКП(б) – правда, в своих внутренних служебных записках, предназначенных для секретарей ЦК партии. Но издержки партийного руководства профсоюзами, естественно, не стали предметом внимания генсека в разговоре с профсоюзными руководителями. Политика партии сознательно была направлена на то, чтобы обескровить, обезличить профсоюзы, лишить их всякой самостоятельности, хотя на словах утверждалось обратное. Но в тоталитарном государстве слова давно уже стали расходиться с делами. На словах и в официальных партийных и профсоюзных документах говорилось о неуклонном возрастании роли профсоюзов. На деле – профсоюзы переживали глубочайший кризис, падение авторитета в глазах масс.

О разочаровании и недовольстве трудящихся профсоюзами – с одной стороны, и о равнодушии профорганов – с другой, свидетельствовало и уменьшение степени охвата трудящихся профчленством нa многих предприятиях страны.

В условиях реконструкции народного хозяйства резко возросла численность рабочего класса. На предприятия пришло много новых рабочих и служащих. К началу 2-й пятилетки в рядах профсоюзов числилось 17,5 млн человек, или 78,8% всех рабочих и служащих.

Но к середине 1930-х годов этот показатель снизился и не только потому, что быстрыми темпами росла численность рабочего класса, но и оттого, что ослабла организационная работа профсоюзов и уменьшилась их привлекательность в глазах трудящихся. Так, на Щёлковском химзаводе в начале 1935 года 26% работающих не являлись членами профсоюза, на Любочанском заводе химпластмассы почти треть работающих (29%) не были охвачены профчленством, на Воскресенском суперфосфатном заводе этот показатель составлял 24%. Примечательно, что среди не вовлечённых в профсоюз имелись рабочие, проработавшие на этих предприятиях полтора и даже два года. Следовательно, времени было достаточно, как для тех, кто хотел вступить в профсоюз, но этого не сделал, так и для завкомов, которые не проявили соответствующей организаторской работы для вовлечения трудящихся в профсоюзные ряды, не показали себя защитниками насущных интересов рабочих и служащих. Более того, имелось немало фактов, когда рабочие сами обращались с просьбой принять их в профсоюз, а их заявления месяцами лежали в профкомах без обсуждения. Так, на Любочанском заводе более 20 заявлений о приёме пролежали свыше двух месяцев, без рассмотрения их завкомом профсоюза. Здесь же профорг Леонов дважды терял заявление рабочего Генералова о приёме в профсоюз, а Генералов работал на предприятии более двух лет.

Такое равнодушное, бюрократическое отношение к людям со стороны профсоюзов не вызывало желание у многих новых рабочих вступать в профсоюзные ряды. На предприятиях профсоюза рабочих лесосплавной промышленности центра и юга охват профчленством на 1 января 1934 года составлял 49%. За полтора года этот показатель вырос всего на 5,7%. Из 346 тыс. рабочих только 183 тыс. являлись членами профсоюза, хотя, казалось бы, после разукрупнения и приближения ЦК союзов к местам обслуживания, к низовым организациям можно было бы ожидать большего роста числа членов профсоюза. Среди квалифицированных рабочих (мотористов, трактористов, электриков) охват профчленством составлял 50%. По отдельным участкам показатель численности членов профсоюзов был ещё ниже. Так, по Вязовскому лесоучастку лишь 25% работающих состояли в профсоюзе, на Чарусском участке – 44%.

О слабости организационно-массовой работы, о равнодушии профорганов, их безответственности свидетельствовало как их отношение к заявлениям трудящихся, так и к выдаче и хранению профбилетов. И в низовых организациях, и в ЦК союза не было строгого учёта профбилетов. Так, Тумский рабочком выдал за год 704 профбилета, в то время как за этот же период число членов профсоюза здесь увеличилось лишь на 300 человек.

Хотя в целом число членов профсоюзов из года в год возрастало с расширением производства и ростом численности рабочих и служащих в народном хозяйстве, но степень охвата трудящихся профчленством не всегда и не везде носила поступательный характер. После 1931 года, в результате предоставления преимуществ членам профсоюзов при выплате пособия по временной нетрудоспособности в большем размере, чем несостоящим в профсоюзах, степень охвата трудящихся профчленством значительно возросла. Однако этот процесс замедлился к 1935 году. Кроме того, рост профсоюзных рядов в стране происходил неравномерно. Если степень организованности трудящихся в профсоюзах в начале 2-й пятилетки по стране составляла 74%, то на Дальнем Востоке этот показатель в 1933 году достигал лишь 69,1%, а в 1934 году – 67,8%. Причиной отставания профорганов Дальневосточного края (ДВК) был ряд факторов. Профорганам сложно было вести работу из-за обширности территории ДВК и ограниченности путей сообщения и средств связи с низовыми организациями. Работа затруднялась также большой текучестью рабочей силы, наличием сезонных отраслей промышленности. Имело значение также и то, что на Дальнем Востоке среди работающих велика была прослойка лиц, не имеющих права быть членами профсоюзов: в 1935 году– 25 113, в 1936 году –20 756 человек.

Аналогичные процессы имели место и на Урале. В связи с ускоренной индустриализацией здесь быстро развивалась промышленность и росла численность рабочего класса, но охват профчленством здесь был ниже общесоюзного и составлял в 1933 году – 60%. Несмотря на создание в 1931 году института профгрупп, которые ближе всего стоят к человеку, его потребностям, проблема вовлечения в профсоюзы новых рабочих и служащих в начале 2-й пятилетки являлась весьма злободневной. Наряду с указанными объективными факторами большое, а может быть – и решающее, значение имело ослабление организационно-массовой работы профсоюзов и падение их авторитета в глазах трудящихся. Последнее обстоятельство было прямо связано с умалением защитной функции профсоюзов, повернувшимся лицом к производству и спиной к рабочим. Неслучайно во время прерванной перевыборной кампании 1935 года на многих собраниях люди единодушно оценивали профсоюзную работу как неудовлетворительную. Информация о настроениях рабочих, регулярно поступавшая из ОГПУ (а позже – из НКВД) в ЦК партии и частично попадавшая оттуда в ВЦСПС, свидетельствовала о недовольстве трудящихся профсоюзами, об отсутствии поддержки с их стороны, о формально-бюрократическом отношении к жалобам и предложениям рабочих и служащих. О падении авторитета профсоюзов говорило и то, что они стали главной мишенью для критики в печати и литературе, кинофильмах, карикатурах, на эстраде. Секретарь ВЦСПС Г.Д. Вейнберг с возмущением говорил: «Если нужно писать пьесу, создать "рыжего", то изображают профсоюзного работника, например, в "шляпе"». Образ бюрократа в шляпе неизменно ассоциировался с профсоюзами. Одна из таких карикатур, впрямую адресованная ВЦСПС, появилась осенью 1935 года в сатирическом журнале «Крокодил». Это вызвало возмущение и протест профсоюзного руководства. В постановлении секретариата ВЦСПС от 25 сентября 1935 года в связи с этим говорилось: «Считать возмутительной помещенную в журнале "Крокодил" (№ 22) политическую карикатуру на ВЦСПС. Такая "критика" приносит прямой вред и дискредитирует профессиональное движение. Просить ЦК ВКП(б) указать редактору на не допустимость помещения таких карикатур». Постановление подписано Шверником.

Однако никто не мог дискредитировать профсоюзы больше, чей они сами, – забвением своей первородной функции, превращением в послушный инструмент партии и государства в подстёгивании масс к борьбе за высокую производительность труда. Падение авторитета явилось закономерным следствием кризиса профсоюзов, а он в свою очередь был частью кризиса системы пролетарской демократии, которая вступила в противоречие с авторитарным сталинским режимом. И вот уже как отголосок судебных политических процессов в ВЦСПС всё чаще начинают приниматься решения в конце 1935 и 1936 годах о снятиях с работы и выводе из состава пленума опытных профсоюзных кадров. Так, в постановлениях секретариата ВЦСПС в 1936 году был освобождён от работы председатель ЦК союза рабочих каменноугольной промышленности Востока И.В. Карасев за сокрытие «своей принадлежности в период учёбы в Свердловском университете к троцкистам»; был выведен из состава президиума ЦК союза рабочих металлических изделий Я.М. Пинелис как «двурушник, укрывающий троцкистов»; был выведен из состава кандидатов в члены пленума ВЦСПС В.С. Цибульский и ряд других профработников. Вместо защитников трудящихся, профсоюзы становились частью репрессивного аппарата, послушным винтиком партийно-государственной машины, как того и желал вождь.

Читать Главу IV