(Глава II)

Глава III. Происхождение современной "рабочей аристократии"

Итак, примеры разных стран удостоверяют, что всеобщая тенденция к обособлению профессиональных союзов существует, что в качестве одного из видных действующих лиц на историческую сцену выступает профессионалист рабочий.

Теперь нам предстоит детальнее выяснить его социальный облик и его социальное credo.

Согласно последним выводам, сделанными наиболее прогрессивными учеными буржуазного миpa, история развития профессиональных рабочих союзов рисуется в следующем виде. В первую эпоху промышленного капитализма возникают ассоциации, которые следовало бы назвать "обществами захвата рынка труда"[1]. Мануфактурные рабочие - рабочие, вынужденные обладать большей ловкостью рук. Каждый из них должен пройти предварительно школу долгого ученичества. Переход от одной профессии к другой для него крайне затруднителен и, в массе случаев, даже прямо невозможен. В виду этого наличность большого числа рабочих рук в данной области производства представляет для него серьёзную опасность. Она понижает его заработную плату, она грозит оставить его без работы и без надежды когда-либо получить работу. Главные его помыслы направлены, поэтому, к ограждению себя от конкуренции. Его союзы стараются обставить доступ в ту или другую профессию для новых элементов большими препятствиями. Регламентация ученичества - самое могущественное орудие в их руках. Процветают кассы взаимопомощи.

Наступает вторая эпоха. Ручная ловкость обесценивается машинной техникой. Квалифицированные рабочие уступают место неквалифицированным. Профессиональные союзы приобретают совершенно иной характер. Впрочем, на первых порах, почти не приходится говорить об их существовании. "Корпоративная связь ослабла; она так же легко завязывается; к новым членам не предъявляют никаких требований, но зато они и выходят с такою же легкостью, с какой входят. Организация находится в рудиментарном состоянии; она имеет в виду лишь борьбу - стачку; касс для поддержки членов нет почти никогда. Если возникает конфликт с хозяином, ... воля рабочих напрягается достаточно для того, чтобы основать или воссоздать синдикат... Потом, когда восстанавливается мир, синдикат снова забыт и снова прозябает до следующего кризиса, вечно бедный, вечно бессильный"[2]. Столь великая неустойчивость союзов объясняется, во-первых, тем, что в каждой отдельной профессии число рабочих "очень непостоянно, так как не ограничено долгим ученичеством", и во вторых - и это самое существенное - "низким" уровнем рабочих (sic!!). "В общем[3] эти рабочие принадлежат к более низкому, менее просвещённому общественному классу. Они не могут мыслить достаточно последовательно и действовать достаточно благоразумно; они более поддаются импульсам, инстинктивным движениям недовольства и возмущения."

Но в состоянии упадка профессиональные союзы пребывают недолго. Масса фабричных рабочих перевоспитывается. Мало-помалу корпоративная связь восстановляется. К рабочим возвращается "последовательность мысли" и "благоразумие действий": интересы борьбы перестают преобладать. Всюду организуются трэд-юнионы, проникнутые примиренческим настроением. Кассам взаимопомощи начинают снова придавать особенное значение. Членские взносы повышаются. И последнее обстоятельство, как оказывается, служит вернейшим залогом преуспевания союзов. Напротив, там, где взносы держатся на низкой норме, союзы терпят фиаско; таков неизменный закон.

Буржуазным историографам профессиональных союзов, как явствует из предыдущего, не чужда вера в чудеса. Ставшие на правильную общую точку зрения при оценке союзов мануфактурного периода (деталей мы здесь не касаемся) - отметив зависимость между строением последних и квалификацией труда; сделавши попытку - правда, не столь удачную! - приложить означенную точку зрения и к организациям фабричных рабочих, наш учёный высказывает нечто неожиданное. Усвоенная им точка зрения вдруг куда-то улетучивается: каким образом неквалифицированный рабочий, продолжая оставаться неквалифицированным и, следовательно, сохраняя способность создавать лишь такие профессиональные союзы, которые отвечают его низкому техническому цензу, одновременно оказывается способным и к иного рода профессиональному строительству, - совершенно непонятно. Масса фабричных рабочих перевоспитывается, причем для её перевоспитания не имеется решительно никаких реальных данных! Подобные превращения совершаются лишь в сказках, волею какого-нибудь волшебного духа.

Обычный удел буржуазных учёных и публицистов. Пока они повествуют о временах минувших, о делах и событиях, не затрагивающих очередных интересов буржуазии, они не прочь щегольнуть реалистическим анализом. Но чем ближе подвигаются они к современности, тем всё менее и менее обнаруживают они склонности оставаться на почве этого анализа. Кто же враг самому себе? Кто станет раскрывать все тайны своих интересов и стремлений, раз это сопряжено с риском скомпрометировать себя? Поневоле приходится прибегать к "волшебным" объяснениям. Вопрос о новейших профессиональных союзах как раз для известной части буржуазии является вопросом животрепещущим. Эта часть буржуазии, в борьбе со своими конкурентами, имеет в виду опереться на профессиональное рабочее движение[4]. Естественно, её идеалом стараются выставить трэд-юнионы в весьма благоприятном свете. Случается, правда, с ними грех: они пробалтывают иногда секреты своих трэд-юнионистских симпатий. Но обыкновенно они умеют владеть собою, не делают faux pas[i]. В их изображении, организации современных профессионалистов являются истинными выразителями наиболее высоких стремлений всего рабочего класса.

А если бы цитируемый нами автор выдержал усвоенную им точку зрения до конца, с ним произошла бы пренеприятная история, за которую не сказали бы ему спасибо его друзья: ему пришлось бы разыграть роль абдерита, подрубающего сук, на котором он сам сидит, пришлось бы разрушить легенду о великих добродетелях профессионализма.

"Перевоспитание" фабричных рабочих означает не что иное, как повышение технических требований, предъявляемых к ним фабрикой. Новейшая фабрика - не та фабрика, которая революционизировала промышленность в первую половину 19-го столетия и которая продолжает ещё господствовать в отсталых областях производства. Последняя допускала самое широкое применение неквалифицированного труда.

"Многие машины... так устроены, что работать на них могут дети, которые до того времени болтались зря, женщины, старики; работа зачастую сводится лишь к следующему: подкладывают материал и наблюдают". "Является истинным благодеянием, что при прядильных машинах в большинстве случаев состоят дети и старики. Так характеризовал старую фабрику один выдающийся технолог своего времени[5]. Новейшая техника стоит на диаметрально противоположной почве. Собственники фабричных предприятий, образцовых в техническом отношении, лишены возможности "благодетельствовать детей и стариков". "Чтобы приводить в ход и останавливать всю систему машин и приборов, требуются общие познания в области машинной техники, т[о] е[сть] требуется высококвалифицированный труд"[6].

Ларчик просто открывался. На рабочем рынке появились новые кадры пролетариата. И создание "благоразумных" трэд-юнионов именно дело их рук.

Социальная позиция каждой общественной группы определяется ролью этой группы в процессе производства. Как производители, квалифицированные рабочие обладают некоторым своеобразным плюсом, по сравнению с массой рабочих необученных. Их квалификация, - требуемая от них сумма технических сведений - в понятие рабочей силы не входит[7]. Это - средства производства, правда, весьма и весьма миниатюрные, капля в море перед теми богатствами средств интеллектуального производства, которые имеет в своём распоряжении так называемая интеллигенция - но всё же средства производства. И, как таковые, источником образования прибавочной стоимости они не служат. Как таковые, они пододвигают их собственников к границе буржуазного миpa. Но только пододвигают к этой границе, а не перебрасывают через неё: в конечном итоге, квалифицированные рабочие, прежде всего, - продавцы рабочей силы, изготовляющие продукты на машинах, которые им не принадлежат. Их квалификация имеет для них, в процессе производства, значение необходимого, но подсобного орудия. Это не мешает ей, конечно, наложить свою неизгладимую печать на их идеологию, лишить их непосредственной прямолинейности и чистоты типично-пролетарских стремлений.

Подобно мануфактурным рабочим, являющимся, в свою очередь, собственниками некоторых средств производства, современные высоко квалифицированные фабричные рабочие главной задачей своей экономической политики ставят сохранение за собой "аристократической" позиции.

Каждый из них довольно прочными узами связан с определённой профессией. Правда, положение его не столь безнадёжно, в данном случае, как положение пролетариата, занятого в мануфактуре. Ручная техника обуславливает собою громадную разницу между трудовыми процессами, практикуемыми в отдельных профессиях; профессиональная сноровка и опытность приобретаются, при этом, ценою продолжительной выучки. Что же касается новейшей машинной техники, то она допускает возможность сравнительно более лёгких переходов от одной профессии к другой. Трудовые процессы нивелируются постепенно машиной. Но по пути означенной нивелировки машинная техника не ушла ещё очень далеко вперёд. Различные профессии высококвалифицированного труда всё ещё отгорожены друг от друга заставами, переступать которые представляет значительные трудности. Большой приток рабочих рук в каждую отдельную профессию, в глазах тех, кто специализировался на данной профессии, является опять-таки несомненным бедствием.

Этого мало. Новейшая фабрика не может считать себя полновластной вершительницей судеб капиталистической промышленности. Ей приходится в настоящее время вести ещё упорную и сложную борьбу с фабрикой старого типа. Исход борьбы ясен. Победы следуют одна за другой. Но случаются временные, частичные заминки и даже, поражения. Фабрика старого типа существует эксплуатацией неквалифицированного и малоквалифицированного труда; техническим преимуществом своей соперницы она может противопоставить единственное оружие: доведённое до крайнего предела "выжимание пота" из рабочих. Требовать от высококвалифицированного рабочего слишком большого, слишком продолжительного напряжения сил нельзя без риска очень понизить степень производительности его труда. Производительность труда неквалифицированного и малоквалифицированного рабочего, страдает сравнительно меньше от повышенной нормы эксплуатации. К тому же, объектов для эксплуатации можно иметь сколько угодно: в распоряжении фабрики старого типа - громадная резервная армия промышленности, состоящая главным образом как раз из рабочих необученных, далее, дети, старики, женщины. Все они жаждут быть "облагодетельствованными"! Эксплуатируй, кого хочешь и как хочешь: с соперницей, особенно в тех областях производства, куда она только начинает ещё проникать, можно ещё с успехом поспорить! Сопернице иногда ничего не остаётся, как прикрыть свою лавочку. Но, в большинстве случаев, поле битвы - за нею. У неё в руках более действенное оружие, чем "потогонная" эксплуатация труда. При трудных обстоятельствах, когда шансы победы колеблются, она прибегает к техническим реформам и даже техническим революциям. Усовершенствованные машины сменяются машинами ещё более усовершенствованными.

Последнее обстоятельство чревато печальными результатами для рынка высококвалифицированного труда. Число рабочих рук, требуемых для отдельных предприятий и отдельных производств, сокращается. Технические преобразования отсылают часть высококвалифицированных рабочих в "запас". Получить и удержать за собой работу становится всё более и более затруднительным.

Наконец, в самом лагере технически передового капитала идёт междоусобная война. И эта война, в свою очередь, является стимулом технических преобразований. Победитель тот, кому удастся выковать оружие, какого нет у его соперников. Предприятия, считавшиеся сегодня "последним словом техники", завтра оказываются уже отсталыми. Но опять-таки, подобно фабрикам старого типа, они пытаются доказать свою жизнеспособность, временами имеют некоторый успех... Другими словами, и здесь для высококвалифицированного труда получаются последствия, аналогичные тем, к каким приводит борьба двух совершенно разных фабричных систем, "старого" и "нового" начала в капиталистической машинной промышленности. С одной стороны, спрос на рабочую силу в отдельных предприятиях и производствах сокращается. С другой стороны, частичные неудачи наиболее образцовых в техническом отношении предприятий знаменуют собой понижение "жизненного уровня", "standart of life" высококвалифицированного труда: капиталисты, которым не помогли их особенно усовершенствованные машины, делают, в таких случаях, попытку вернуться к примитивным средствам - стараются "поприналечь" на рабочих и таким образом удержаться на рынке.

Позиция рабочей "аристократии", как видите, далеко незавидная. В настоящем, что называется "с хлеба на квас", а в дальнейшем, когда столкновения между капиталами разного типа примут ещё более ожесточенный характер, и того не предвидится. Спрашивается: что же делать "избранникам" пролетарского мира?

Дело, кажется, ясное. В виду полной безнадёжности своего положения, они должны бесповоротно забыть о своём "первородстве", должны немедленно присоединиться к социалистическому пролетариату. Они вполне созрели для социалистического мировоззрения. Так склонны заключать многие.

Заключение весьма поспешное. Конечно, наступит момент, когда тенденции, принижающие "жизненный уровень" рабочих-"аристократов", получат особенно сильное развитие, когда технические реформы и технические революции будут сменять друг друга с бешеной быстротой и обладание[ii] "квалификацией" окончательно перестанет гарантировать минимальную устойчивость положения, когда главная масса представителей квалифицированного труда будет пребывать в состоянии хронической безработицы: тогда paбочие-"аристократы" быстрыми и решительными шагами пойдут "налево". А пока... мы видим нечто иное.

Пока они повсеместно проникаются твёрдой решимостью отмежеваться от пролетарского социализма, оформить своё антисоциалистическое credo.

"Новая" фабрика имеет за собой ещё сравнительно недолгую истopию. Рабочая аристократия, как массовое явление фабричного мира, в большинстве стран - Англия составляет исключение - выросла, так сказать, вчера. Она ещё не успела сказать своего слова, она только начинает говорить его. Если раньше раздавался громкий и энергичный голос фабричного пролетариата, он исходил всегда из среды тех, чей труд служил основой благополучия "старой" фабрики. Не имея сил для самостоятельных выступлений, немногочисленная рабочая аристократия шла под флагом "необученных" и "малообученных" рабочих, пользовалась их защитой, повторяла за ними социалистические лозунги. Теперь ей можно действовать на свой страх и риск. И она спешит доказать, что у неё есть собственная тактика и собственная теория, отличная от теории и тактики прочей пролетарской массы, что она является самостоятельной социальной единицей.

Это стремление отмежеваться свидетельствует о знаменательном факте: ясно, что рабочая аристократия не собирается столь быстро очутиться в совершенно безнадёжном положении, как многие предполагают, что не смотря на все поражающие её удары, она в настоящую минуту некоторую почву под собой чувствует. Правда, она удивительно оптимистически смотрит на своё будущее: её "собственность", её миниатюрные средства производства внушают ей великий самообман. Так, паупер-крестьянин, которому, в конечном итоге, грозит неизбежная экспроприация его крошечного клочка земли, позицию собственника считает своим вечным уделом.

Но если оптимизм паупера-крестьянина не основателен, если паупер-крестьянин неминуемо должен в будущем перейти в ряды пролетариев, это не даёт нам права в данный момент, ничтоже усумняся, объявлять его пролетарием, утверждать, что он "созрел" для пролетарской идеологии. Точно так же и относительно рабочей аристократии: пусть в будущем, потерпев полную катастрофу, она окажется в столь же тяжёлом положении, как весь остальной пролетариат; но на основании этого, мы не можем ни в коем случае считать за однородные величины рабочую аристократию текущего момента и рядовую рабочую массу.

Нет, повторим ещё раз, это величины безусловно не однородные. Рабочая аристократия представляет собою в пролетарской среде "государство в государстве", своеобразную группу, которая имеет свою историю, - группу, к которой нельзя относиться, как к чему-то мимолётному, обречённому уже сейчас на бесследное исчезновение, - группу, которая, напротив, только недавно сложилась и окрепла и в ближайшие дни готовится играть видную роль.

(Глава IV)