О забастовке норильских горняков в апреле 1989 г.

В эти дни исполняется десять лет двум событиям. Которые нашу жизнь если не перевернули, то как минимум сильно на нее повлияли. 26 марта 1989 года в Норильске состоялись первые настоящие выборы в Верховный Совет СССР, а с 3 по 8 апреля 1989 г. длилась забастовка горняков, ставшая первым столь массовым и продолжительным выступлением рабочих в Советском Союзе времен перестройки.

Сегодня о забастовке и выборах 89-го года многие говорить не хотят: считают так - мол, было и было, нынче иные времена, начни ворошить прошлое - возникнут ненужные страсти, неконтролируемые ассоциации... Их право думать так. Я же хочу выразить благодарность всем, кто думает иначе.

Выборы

"Результат выборов, как правило, неутешителен, но что нам мешает насладиться процессом?" (Том Стоппард)

Время было такое, что-то витало в воздухе, ожидание чего-то грандиозно хорошего. Люди ждали перемен. Но хотели получить сразу и все. А сразу и все не получалось - свободу давали порциями...

Событийный фон того времени фантастически богат - перестройка, Солженицын, "Мемориал", талоны на сахар, совет трудового коллектива, знаменитое постановление №1115, обещавшее совершенно новые подходы к оплате труда... В августе 1988 года прошли первые альтернативные выборы директора комбината, которые выиграл главный инженер комбината А.В. Филатов. Победа Филатова была победой нового поколения номенклатуры - более свободной, раскрепощенной, с которой связывали много надежд. И вполне естественным выглядело выдвижение А.В.Филатова кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР, назначенным на конец марта 1989 года.

Соперником директора комбината был директор рудника "Заполярный" Вадим Николайчук - человек популярный, харизматичный, и, как сказали бы сейчас, любимец прогрессивной интеллигенции: в 86-м Николайчук первым на комбинате открыл на руднике общество трезвости, а год спустя стал первым директором, избранным собственными рабочими. Николайчук был моложе Филатова на 14 лет, и хотя бы в силу возраста его не считали серьезным соперником. Вообще никаких подвохов от предстоящих выборов не ждали: по патриархальной традиции директор комбината неизбежно выигрывал любые выборы, на которые выдвигал свою кандидатуру.

Однако на этот раз все сложилось иначе с самого начала. Практически с самого начала предвыборной кампании город разделился на сторонников Филатова и Николайчука. Последние составляли большинство и умело вели антифилатовскую агитацию, записывая директора и его сторонников в ряды консерваторов, рутинеров и прислужников административно-командной системы (кто-нибудь еще помнит такие слова?).

Интерес к выборам оказался беспрецедентным: прямую трансляцию из Дворца культуры 14 февраля, где кандидатам вручали удостоверения, смотрело все политически грамотное население Большого Норильска. В Доме политпросвета (будущий ГЦК) даже перенесли на час позже занятия - все агитаторы и пропагандисты слушали прямую трансляцию по радио...

Никто тогда, разумеется, не знал ничего о каких-то предвыборных технологиях, имиджмейкерах и прочих штучках, позволяющих облегчить жизнь соискателям депутатских мандатов. Поэтому предвыборную агитацию "филатовцы" и "николайчукисты" вели кто во что горазд, но искренне, страстно и убежденно. Энтузиазм агитаторов то и дело сталкивался с накаленным политическим самосознанием масс - на никелевом агитаторам недвусмысленно обещали набить морду, если те будут что-то говорить "против Николайчука".

В отличие от филатовской предвыборная программа Николайчука просто фонтанировала фантастическими обещаниями. Николайчук тонко почувствовал, что избирателям неинтересны сухие экономические выкладки и обещал все и всем: городским Советам - местное самоуправление, покупателям - экологически чистые продукты, коренному населению - закон об охранном природопользовании, ветеранам - внеочередные квартиры "на материке", всем - счастливую жизнь, высокую зарплату и отмену трудовых договоров. Ничего из того, что волновало людей, не оставлено без внимания. В сущности, Вадим Николайчук был первым настоящим популистом в политической истории Большого Норильска.

Конечно, о политической рекламе тогда никто и слыхом не слыхивал, но Николайчук "побивал" Филатова даже в мелочах: если у директора комбината доверенными лицами были секретарь горкома Бударгин и ветеран комбината Иван Терентьевич Сидоров, у Николайчука - личности не такие солидные, но яркие, энергичные и почти скандальные: Арон, Шамшурин, Сумароков (будущий норильский Мавроди)... Уже в самом конце Филатов, спохватившись, попытался как-то оживить свою предвыборную кампанию: на Восьмое Марта женщины получили открытку, на которой коленопреклоненный Филатов - нарисованный - горячо поздравлял их с праздником. 20 марта, за неделю до выборов, пустили в ход тяжелую артиллерию: СТК комбината обратилось с призывом "голосовать за достойнейшего", имея в виду, конечно, директора комбината.

А незадолго до выборов социологи комбината провели опрос общественного мнения, пытаясь выяснить отношение к обоим кандидатам. Это был первый подобный опрос в норильской истории, и респонденты, читая в анкетах вопрос "как вы оцениваете деятельность А.В.Филатова?", цепенели и шарахались - они думали, что это какая-то провокация - мол, где это видано, чтобы кто-то предлагал оценить дела самого директора комбината!

К итогам опроса в штабе Филатова отнеслись, впрочем, совершенно наплевательски: по результатам опроса получалось, что Филатов проигрывает Николайчуку. Социологам ласково объяснили, что директор комбината не может проиграть выборы просто потому, что он директор комбината. А опросы - чушь, происки врагов.

Социологам не поверили, а зря: в прогнозах итогов выборов они "промахнулись" всего на полпроцента. 26 марта народ пошел на избирательные участки и уже к вечеру стало ясно, что директор комбината с треском провалился: из 191 тысячи пришедших на выборы 126 проголосовали за Николайчука.

Филатов проиграл. Впервые за всю норильскую историю директор комбината выставил свою кандидатуру на серьезные выборы и потерпел поражение. Для него, возможно, это было досадным недоразумением. Для других, несомненно, это стало сигналом.

Забастовка

"Раз в году стреляет палка, На стене висит винтовка Забастовка! Забастовка!" (из стихотворения Коли Н., норильского поэта)

Говорят, что первым мысль о забастовке подкинул... Горбачев. Во время своего визита в Норильск Михаил Сергеевич произнес исторические слова: "товарищи, вы их не бойтесь! (имея в виду начальников, тормозящих перестройку). Мы их - сверху, а вы их - снизу!". На следующий день эти слова пересказывали на все лады. В это время прошла забастовка воркутинских горняков на шахте Воргашорской, закончившаяся полной победой пролетариата - на шахту приехал сам министр угольной промышленности страны Щадов и удовлетворил все требования бастующих. Пример был подан. Процесс пошел.

18 февраля на "Октябрьском" в результате обвала кровли погибли четыре горняка. Погиб также горноспасатель Анатолий Полев, еще двое его коллег попали в больницу. Ходили слухи о какой-то "ложной кровле", якобы ставшей причиной трагедии. Началась буза. О забастовке еще всерьез не говорили, но события развивались стремительно - буквально через несколько дней на рудниках уже создавались стачкомы и сочинялись требования.

Сегодня даже неловко перечитывать требования первой забастовки, переполошившей всю страну. Стачкомы "Октябрьского", "Комсомольского", "Таймырского" и "Маяка" выдвигали исключительно экономические требования (время масштабных призывов "Ельцина - на березу, остальных - в отставку" еще не пришло): перевести рудники на хозрасчет и бригадный подряд, ввести новые тарифные ставки, включить в смету затрат на поддержание и ремонт горных выработок, вернуть перерасход ФМП прошлого года... Особенную нелюбовь высокооплачиваемых горняков вызывали 300-рублевые ограничения на начисление "полярок".

Поначалу горняков пытались уговорить: парткомы, профкомы, руководители надеялись уладить дело миром. Созвали внеочередной пленум горкома, где выступления горняков назвали "ударом в спину перестройке". Горняков упрекали в эгоизме, в том, что они "тянут одеяло на себя". Договорились до того, что требования лишних льгот... антигуманны, поскольку вся страна надрывается, чтобы помочь пострадавшим при землетрясении в Армении, одни норильские горняки не хотят понимать проблем страны... Первые лица комбината открыто говорили, что забастовка - это "безобразие". Одним словом, сделано было все, чтобы разозлить горняков окончательно.

Из Москвы прилетела специальная комиссия для разбора горняцких требований. Комиссия опротестовала большую часть требований и даже поспешила заявить - забастовки не будет. Мол, горняки требуют чрезмерно много, и хотя проблемы их действительно нужно решать, времени потребуется немало... в общем, стандартный бюрократический отлуп. На 7 апреля назначили профсоюзную конференцию ГРУ - на ней планировали рассмотреть часть требований и таким образом "сбить температуру".

Но температура росла. И ситуация явно выходила из-под контроля. Последним отчаянным шагом стала публикация (специально на несколько дней позже) письма министра цветной металлургии СССР Дурасова о том, что комбинат награжден Красным Знаменем ЦК КПСС, Совмина и ВЦСПС по результатам работы в 1988 году. Видимо, расчет был на патриотизм - мол, горняки узнают про знамя, одумаются и откажутся от своих забастовочных намерений. Но это было все равно, что тушить пожар пипеткой - напряжение достигло такого уровня, что вот-вот должно было случиться самое страшное. И оно случилось. (Окончание на стр. 4) * * * (Окончание. Нач. на стр.3) 3 апреля ночная смена горняков "Комсомольского" (около 300 человек) отказалась подниматься на поверхность. Поводом для забастовки (точнее, последней каплей) стали выводы столичной перетарификационной комиссии, оставившей без изменений разряды горняков. Через пять минут у клетевого ствола "Комсомольского" стоял директор рудника, которому передали листок с требованиями бастующих: перевести всех работающих под землей на вторую общесоюзную группу ставок, пересмотреть систему начисления "полярок"... На десерт особым пунктом бастующие выразили недоверие московской комиссии.

Забастовка распространялась по Правобережью как чума: через несколько часов к горнякам "Комсомольского" присоединилсь смены "Таймырского", "Октябрьского" и "Маяка". На следующий день в забастовку включились "Ангидрид" и рудник известняков. За сутки число бастующих утроилось - до 1100 человек. В профкомах и парткомах бастующих рудников телефоны лопались - жены и родные горняков, оставшихся под землей, сходили с ума. Никто не знал, что делать, куда бежать, кого звать на помощь. К забастовке, в реальность которой никто не верил, оказались элементарно не готовы.

Когда прошел первый шок, начали что-то делать. Управленцев бастующих рудников перевели на казарменное положение - они ели и спали в кабинетах. По телевидению выступили врачи, обеспокоенные состоянием здоровья бастующих. Под землю полезли парламентеры - не столько даже чтобы отговорить горняков, сколько приобщиться к событиям. Газета пыталась успокоить общественность, сообщая: ситуация под контролем, ждем приезда новой московской комиссии, бастующим по их просьбе отправлены под землю шашки, шахматы, домино... Хотя ситуация была хуже некуда: рудники стояли, горняки сидели, города бурлили, а бабушки в магазинах скупали крупу и соль - на всякий случай.

На следующее утро приехала комиссия, и тут уже все поняли, что дело серьезно: комиссия состояла сплошь из чиновников, чьи приезды поодиночке превращались в событие, а тут примчались все разом: первый секретарь крайкома Шенин, председатель Госкомтруда Гладкий, министр цветной металлургии Дурасов... Глава комиссии первый секретарь крайкома поставил задачу - вывести людей из-под земли, а уже потом садиться за стол переговоров. Ранним утром 6 апреля после долгих переговоров поднялись наверх горняки "Октябрьского", но на "Комсомольском" в забое оставались 326 человек и 94 горняка на "Таймырском", которые заявили, что будут сидеть до конца. Вдобавок горняки "Октябрьского", едва начались переговоры, заявили, что требуют не только удовлетворения прежних требований, но вдобавок увеличить ставки на 30 процентов. Комиссия только рты открыла. Всем стало ясно, что это может продолжаться до бесконечности - едва удовлетворят одни требования, как тут же появятся новые. Тупик.

Тем временем рудники стояли уже двое суток, и нехватка руды начала сказываться - на обогатительных фабриках остановили одну линию, печи на никелевом работали вполнагрузки. Еще два дня такой работы - и весь комбинат остановится. Запахло международным скандалом. Горняков уже умоляли снять забастовку, поскольку, если комбинат встанет, запустить его снова будет проблематично. Пошли на то, чтобы открыть секретные данные: сутки простоя комбината стоят три миллиона рублей. В забой отправились инженеры. На "Таймырском" ударная группа, состоящая в основном из управленцев, добыла и выдала на-гора несколько сотен тонн руды. Горняки сидели.

К вечеру обстановка накалилась до предела - похоже, обе стороны уже плохо представляли, что они делают. На рудниках ввели патрулирование территорий - опасались неких "провокаций" и "диверсий". Горком призвал коммунистов идти к горнякам с горячим партийным словом и убедить их "сложить оружие". Никто, видимо, не представлял, что творится. Доходило до курьезов. На "Заполярном" один горняк по ошибке выпил стакан электролита, приняв его за воду. Через час рудник атаковали звонками - правда ли, что рабочий отравился в знак протеста против неприсоединения "Заполярного" к забастовке? На "Комсомольском" секретарь парткома отключил подземные телефоны - опять же, чтобы не было провокаций - и бастующие решили, что это сделали для того, чтобы их выкурить из-под земли слезоточивым газом... Переполох и неразбериха грозили превратиться в панику. Назначенную на 7 апреля профсоюзную конференцию перенесли на неопределенный срок - все занимались тем, что вели переговоры с горняками и гадали: а что будет дальше?

8 апреля часть рудников еще бастовала, но перелом наступил: в 18-10 позвонили из ламповой "Комсомольского" - все фонари на месте. Вымотаны все были до предела: во время очередных переговоров предпрофкома ГРУ Петренко, не закончив фразы, заснул в кресле. И проспал, говорят, исторический момент - подписание протокола, в котором давались поручения союзным министерствам тщательно рассмотреть требования бастующих. Победа.

* * *

Забастовка норильских горняков была первой забастовкой такого масштаба в истории горбачевского Советского Союза. Но не последней. 11 апреля, еще не просохли чернила на согласительном протоколе в Норильске, за министром Дурасовым прибыл специальный самолет: ему предстояло лететь в Североуральск, где тоже началась забастовка.

Что было потом

Первой из забастовки сделала правильные выводы комбинатская номенклатура. В полном соответствии с великим принципом Вовенарга - "наихудшая из ошибок - отказ от приобретения опыта". В следующие разы при угрозе новых забастовок начальники делали хитрый ход: самых громогласных забастовщиков избирали в инициативные группы и работали уже с ними. Тонкость заключалась в том, что попав в инициативную группу, рядовой бузотер превращался в фигуру важную, почти политическую. Ему всячески выказывали уважение, его речи выслушивали и обсуждали, его вводили как равного в такие кабинеты, о которых он и мечтать не смел. Расчет был точен: простые мужики, еще вчера ковырявшиеся в руде, от подобных почестей таяли и теряли чувство реальности.

Вот тут-то их и настигала суровая и неотвратимая воля Аппарата. Любое решение, принятия которого добивались бастующие и бузящие, требовало тонкой и сложной бюрократической работы, разобраться в нюансах которой мог только матерый аппаратчик, но никак не рядовые рабочие. Это был трагический разрыв ожиданий с реальностью. Иницативники уезжали в Москву гордые и счастливые, ощущая себя, наверно, стеньками разиными, несущими волю угнетенным народам. В Москве, потолкавшись по кабинетам, где их никто в упор не видел и наслушавшись обещаний, которые никто выполнять не собирался, трезвели и возвращались куда менее воодушевленными. Вспоминают некоего горняка по фамилии Загной, который после поездок в Москву на вопрос, чего удалось добиться, радостно - и на полном серьезе - отвечал: "Нам удалось пробить головой брешь в Кремлевской стене!"

Здесь, кстати, второй главный итог забастовки - она породила и выплеснула целую волну политиков нового типа: трибунов, мятежных ораторов, рабочих парламентариев... Идеалистов, в сущности. Эти люди, в большинстве своем искренние и в канцелярских тонкостях неискушенные, мыслили так: раз народ требует, он прав. Через год после забастовки "рабочие политики" (среди которых было немало участников забастовки) были триумфально избраны в депутаты и даже сколотили свою фракцию - "Блок беспартийных и рабочих". Несколько лет именно они определяли темп и накал политической жизни в Норильске. Потом все кончилось.

* * *

Отрезвление наступило очень скоро. Когда оказалось, что на одних лозунгах далеко не уедешь. Что для многих беспартийных и рабочих мандат - лишь способ рещения личных проблем. Что времена надвигаются серьезные - приватизация, акционирование, рынок - а мятежные трибуны хоть и хорошие в массе своей мужики, но экономику и политику одним гражданским чувством не постигнешь... И хоть убейте меня, но не вынесла эта волна ни одного политического самородка (возможный ответ - Ткачев, но он в бытность свою рабочим не горлопанил и не бастовал, не тот случай).

Практически никто из "забастовочных политиков" не уцелел в политических баталиях последующих десяти лет. Самые хитрож...ые вовремя сориентировались и перекрасившись в скучных чиновников, окопались в профсоюзах, фондах, комитетах... Этих людей мы время от времени видим на экране телевизора: они не любят вспоминать "забастовочное" начало своего пути во власть, но на простых их лицах время от времени непроизвольно появляется выражение "мама дорогая, куда я попал?"

Впрочем, последствия забастовки - тема отдельного и большого разговора. Не исключено, что и концерн "Норильский никель" появился в некотором смысле благодаря социальной активности масс. И поведение политической элиты сформировалось благодаря им же. Социологи, например, благодаря забастовке разработали уникальную методику расчета социальной напряженности в регионе... И так далее.

Кстати, несколько слов о тех, против кого бастовали. На их карьеры забастовка практически не повлияла. Скорее наоборот - своему стремительному возвышению они и обязаны не в последнюю очередь забастовкам. Навскидку несколько фамилий: Филатов, Казаков, Аристов - в серьезном бизнесе в Москве; Казбек Каргинов, директор ГРУ в 1989-м - первый вице-премьер в правительстве Северной Осетии; Ситнов, Говоров, Бударгин - первые лица комбината. У них все в порядке.

Забастовка-89 была, если разобраться, первой и последней настоящей забастовкой. После нее все выступления рабочих были суше и предсказуемее: одни добивались каких-то льгот, другие скучно и нудно торговались в примирительных комиссиях. Дело не в том, что забастовочное движение пошло на спад. Дело не в равнодушии рабочих и продажности профсоюзов (это вообще отдельная тема). Повторения такой забастовки, как в 89-м, сегодня вряд ли будет.

Во-первых, рабочие, это заметно, "капитализируются": у них иные критерии, иные ожидания, их уже не удастся стихийно увлечь какими-то лозунгами. Тем более (это во-вторых) и увлекать-то некому. Как у Высоцкого - "настоящих буйных мало, вот и нету вожаков". Нет ярких лидеров. Повывелись. Я уважаю Араба Шамсадова - он яростно и непримимо отстаивает свои принципы, что в нашей жизни, посмотрите друг на друга, огромная редкость. Но пассионарный Шамсадов с горсткой единомышленников на все горняцкое Правобережье - это очень мало.

А в-третьих, все просто устали за эти десять лет. Все ведь видят, какие люди всякий раз присваивают себе миссию "борьбы за народные интересы", как они решают свои мелкие частные проблемки, как они суетятся и мельтешат...

Именно поэтому я в последнее время все больше убеждаюсь, что Норильск нуждается в появлении нормальных политиков. Нормальных - это (как я считаю) здравомыслящих. Тех, кто не будет рвать на груди рубаху - я за народ! - а кто просто и честно скажет: господа, я не знаю, что такое народ. Я знаю, что за меня проголосовали конкретные люди, и попытаюсь улучшить конкретно их жизнь. Всего-то. Чтобы без всхлипов о горестях народных и дешевого мелодраматизма. Бунтарю-мятежнику предпочту въедливого зануду. Ведь политика обязана быть очень скучным- делом. И это, может быть, главный вывод, который я сделал для себя из десятилетнего юбилея горняцкого движения.

Источник: Заполярная правда. - Норильск. - 19.03.1999. - № 46. (Сайт "Заполярная правда" - газета норильского района. - http://www.gazetazp.ru/1999/46).